Несовременная страна. Россия в мире XXI века

Как страна «второго мира», Россия должна понимать, что ее возвышение (воспользуемся здесь общеизвестным китайским термином) зависит не от количества баллистических ракет в арсеналах, а от того, сколь устойчивым будет ее экономической рост и в силу этого сколь ценным будут считать союзничество с ней державы «первого мира», а также от того, сколь выгодно она сама сможет взаимодействовать с государствами «третьего». Именно парадигма хозяйственного роста и технологического развития должна находиться в центре российской внешнеполитической доктрины — но упоминалась она в этом ключе лишь на протяжении нескольких лет президентства Д. Медведева[566], а потом была снова забыта.

У России, на мой взгляд, на рубеже ХХ и XXI столетий существовали все предпосылки для того, чтобы стать незаменимым экономическим партнером Запада — и прежде всего Европейского союза. Огромные ресурсы, которые на внутреннем рынке были в разы дешевле, чем на мировом, и могли в этой ситуации сыграть такую же роль в развитии сборочного производства, какую в Китае играла дешевая рабочая сила; квалифицированный персонал, еще не испорченный современным российским «образованием» и не слишком требовательный к высоким доходам; относительно либеральная налоговая система, которая могла оставаться таковой еще долгие годы, если бы правительство умерило свои авторитарные и геополитические амбиции, — все это могло сделать Россию идеальным местом для европейских инвестиций. История показывает, что «догоняющие» страны не могут совершить первый рывок, опираясь лишь на собственные силы: инвестиции и технологии из развитых держав критически важны для «запуска» современного экономического роста[567]. При этом в наше время, когда около 60 % торгового оборота между развитыми странами представлено продукцией схожих товарных групп[568] (т. е. приходится на так называемый intrasector, или intra-industry, trade), не стоит надеяться на то, что Западу можно оставаться интересным, лишь поставляя ему сырье. Примитивное разделение труда времен А. Смита сегодня уже никого не возбуждает; даже самые крупные сырьевые рынки на деле являются довольно маргинальными. Вся международная торговля нефтью (22,3 млрд бар. в 2015 году) оценивается в $1,17 трлн; торговля газом (1,04 трлн куб. м) — в $298 млрд[569]. Суммарно эти цифры не превышают 70 % экспорта Китая и 25 % экспорта стран ЕС. Совокупная стоимость всей потребляемой в США нефти с 1981 по 2015 год снизилась с 6,73 до 2,1 ВВП страны[570], а в Европе процесс идет еще быстрее — поэтому «энергетический шантаж», подобный тому, который пытались применить к Западу ближневосточные страны в 1973–1974 годах, становится менее действенным. В современном мире нельзя быть «энергетической сверхдержавой» — но Россия этого не поняла: почти 80 % всех экономических переговоров В. Путина с иностранными политиками и бизнесменами в 2005–2013 годах были зациклены исключительно на газе и нефти. При этом накопленные прямые иностранные инвестиции в Россию (за исключением банковских кредитов) составили на 1 октября 2017 года лишь $349,7 млрд — приблизительно столько же, как в Австрии[571], и на их рост рассчитывать сейчас сложно.