Пока муж записывал конец сюжета, он пропустил начало новой истории. Тогда он бросил вообще записывать, а просто наслаждался вечеринкой, а по дороге домой сел на скамейку и записал парочку придуманных им самим историй. Домой пришёл в два часа ночи.
— Ну как? — спросила жена.
— Прекрасно! Перлы пёрли!
— А почему так поздно?
— Записывал. Для тебя же!
Но жена продолжала злиться и в отместку спросила:
— Как там мой любимчик Симанов?
— Усы у него ещё страшнее стали: словно какое-то животное поселилось под губой.
— Что ты записал — покажи! Неплохо… так… хорошо. Но очень уж кратко.
— Есть многое на свете, друг Горацио,
Что требует детализации, — ответил муж.
— Ты надоел мне со своим плоским юмором. Шампанское на тебя плохо действует. А теперь дай мне немного почитать.
Она взяла в руки Лотмана, подержала перед глазами и вздохнула:
— Все буквы слились в одну какую-то непонятную букву.
И тут же сладко заснула.
С тех пор жена с удовольствием отпускала мужа в его мужскую компанию — лишь бы он приносил записи всего, что говорилось там. Она освободила его от домашней работы на целый вечер, а он так и не научился записывать. Организм его мог метаться с салата на записную книжку и обратно. Тем более, что и компания поредела. Гамкрилидзе уехал в свою Грузию, обещая провести оттуда чаче-провод, из которого по каплям в сутки набежит до двадцати литров, но даже писем не слал пока. У Симанова родился второй ребёнок, на которого была, видно, вся надежда отца-математика. В надежде этой Симанов занимался с ребёнком по книге «Ребёнок от рождения до трёх лет», где были математические фигуры, на вечеринки он не ходил. Оставшиеся в компании хотя ещё не забывали, зачем собрались, и славили в первые минуты того или иного именинника, потом неизменно переходили на обсуждение топливных фильтров, возмущались, что у «Москвича» и «Жигулей» они разные — разве нельзя такую чепуху унифицировать (у них были свои машины).
Таким образом муж всё записывал за собой, то есть садился на лавочку и придумывал. Он даже пытался за прохожими писать, но из этого ничего не вышло. Обычно они говорили о продуктах, ценах, очередях. Без особой выразительности или юмора. Однажды он увидел двух девушек, одна из которых, порывисто припав к локтю другой, что-то громко и счастливо рассказывала. Прелестное лицо, похожее на лицо мадонн Кривелли, поразительно отличалось от всех других лиц на улице. Муж напрягся весь, чтобы услышать, о чём она так возбуждённо рассказывает, предчувствуя нечто интересное.
— А мы на базу, но и там только третий номер!..
Он разочарованно захлопнул книжку и услышал вдруг!
— Здравствуйте! — это поприветствовала его одна из прошедших мимо многочисленных подруг жены.
Нет ничего опаснее, чем подруги жён! Он это сразу понял, как только явился в дом.
— Что ты делаешь в сквере так поздно вечером! Ты сказал, что уходишь к Симанову, а сам поджидаешь кого-то на свидание! Я и Симанову позвонила — у них никакого торжества нет! Подлец! Я тут уродуюсь, делаю уборку — одна, без мужской помощи…
— Есть многое на свете, друг Горацио,
Чему найти так трудно мотивацию, — пытался по-старому отшутиться муж.
Жена не слушала его:
— Я и Василию звонила: в прошлый четверг ты не был у них оказывается. Тоже в сквере просидел, да? С кем ты там время проводишь?!
— Я это… сочинял…
— Что ты сочиняешь? Ты мне не сочиняй, ты мне правду скажи: в чём тут дело? Лиза видела тебя: развалился в одиннадцать часов ночи! На скамеечке…
Жена заплакала. Он опешил и даже слегка потерял цель жизни. Правду говорить было бесполезно. Он клятвенно заявил:
— Больше этого не повторится! — и он сразу же включил радио.
По радио как раз заканчивалась песня:
— Приходи ко мне, любимый мой,
И мы с тобой споём!
— О чём же они споют? — серьёзно спросил муж. — каков итог?
— Ля-ля-ля, ля-ля-ля, — спели они.
— Вот видишь, — сказал муж.
Молитва во время бессонницы
Вчера не могла ночью снять головную боль, на всякий случай составила список всех, кто мне помогал в жизни, чтоб за них помолиться. После чего — заснула! И вот этот список я решила сейчас перепечатать.