Неспящая [=Кикимора]

Никита сел на пол, чтобы было удобнее разговаривать с больным.

— Как же ты умудрился-то так зашифроваться? — спросил он с интересом.

— Я — чёрный, — отозвался Баринов. — Если ты знаешь, что это значит. Таким, как я, проще.

— Верно. Такие, как мы, и не на такое способны, — согласился Корышев.

Баринов только усмехнулся.

— Лада, давай-ка, звони Малеру, — сказал Никита, оборачиваясь ко мне. — Без него мы не справимся. Было бы дело в рейде, забрал бы его на передержку однозначно. Его обколоть нужно и наблюдать в стационаре. Звони.

— Ребята, да не надо… — простонал Баринов, ворочаясь в мокрых полотенцах. — Я сам выберусь! Не палите меня, ребята! Вы ж понимаете, крышка мне, если правда вскроется…

Я тоже присела перед диваном.

— Дим, а без Эрика тебе другая крышка может приключиться. Та, которая совсем с концами… Ты не бойся. Эрик сроду ни одной кикиморе не причинил вреда.

— Ни одной не причинил, значит, я первый буду, — брякнул Баринов, мелко вздрагивая. — Он мне тот ментолин для Корышева не простил.

— Не говори ерунды! — рассердилась я и вынула телефон.

Пока я слушала гудки в трубке, Корышев наклонился к Баринову и поинтересовался вполголоса:

— А кстати, собрат по несчастью… У тебя ничего не ёкнуло, когда ты меня пытал?

Землисто-серый от мучений Баринов умудрился вспыхнуть нервным румянцем:

— Я ж для Ладки… Ради Серова. Он же классный парень был, настоящий, надёжный…

— Угу, понял, — кивнул Корышев задумчиво. — Ради Серова. Молодец ты, конечно…

Эрик, наконец, ответил мне, но, видимо, совсем через силу. Обиделся он на меня здорово. Но, услышав, какие у нас проблемы, дал короткие инструкции и сказал, что сейчас возьмёт такси и приедет.

Убрав телефон, я принялась искать сумку Баринова, с которой он редко расставался. Нашла я её тут же, в комнате, и принесла к дивану.

— Дима, ты ведь точно с собой медикаменты носишь…Эрик велел тебе пока стандартный релаксант вколоть.

— Поройся, там есть коробка, плоская такая, — проговорил Баринов, стуча зубами.

Я потрогала полотенце на нём.

— Никита, тряпки остыли. Растереть надо.

Корышев сбросил мокрые, но уже холодные тряпки и оставшимся сухим полотенцем стал растирать Баринова. Тот только постанывал.

— Ты давай-ка, старайся держаться, — сказал Корышев, орудуя полотенцем. — Говори что-нибудь… Например, объясни, как ты столько лет в дружине, а никто тебя не вычислил? А как же отпечатки и другие персональные данные?

— Я в прошлой жизни компьютерщиком был… Очень неплохим, кстати, — глухо пробормотал Баринов. — Исправил в нескольких базах данные на себя. Не подкопаешься…

— И за все годы со старыми знакомыми не сталкивался?

— Бывало.

— И как выкручивался?

— По-разному.

— Ты не бухти под нос, чётко говори, это помогает. И как же выкручивался? Ну, например, в последний раз?

— В последний раз?.. В последний раз Ваське голову проломил, — промямлил Баринов.

Корышев растерянно посмотрел на меня:

— Это тот, недавний случай в подвале?

— Похоже на то… Дима, так это Василий про твой чёрный кокон страшилку рассказывал?

— Не знаю, не слышал. Но если про мой, то там было, о чём порассказать, — мрачно пробурчал Баринов и закрыл глаза.

— Всё это очень интересно, — заметил Корышев. — Но отложим. Лада, ты хотела найти релаксант.

Я снова полезла в сумку и вытащила две одинаковые прямоугольные жестяные коробки.

Я раскрыла первую и сразу поняла, что убийство кикиморы Василия — это не самое серьёзное деяние Баринова. В коробке небрежно проложенные тряпочкой — чтобы не бренчали, видимо — лежали тёмно-синие тарки трансформации.

— Никита, как это тебе?

Корышев взял у меня коробку, взглянул, задумался, закусив губы.

— Ты знаешь, что это? — Корышев сунул к лицу Баринова раскрытую жестянку.

Баринов скосил глаза и через силу усмехнулся.

— Значит, знаешь. Откуда это у тебя?

Баринов ещё раз усмехнулся и опять промолчал.

— Сам принёс или тебе это дали?

Ответа не было.

— Много ты таких штук использовал? Как давно начал?

Баринов молча закрыл глаза. Его сильно затрясло. Приступ вернулся.

— Никита, не надо. Он опять не может говорить, — заступилась я за беднягу. — Ты же видишь.

— Вижу, — сурово согласился Корышев, потом обернулся к тихо сидящему в уголке Ромке. — А ты знаешь, что это?

— Знаю, — ответил тот. — Эта штука из обычного человека кикимору делает.

— Откуда знаешь?

— Димон рассказал.

— Где он их взял, говорил?

— Даёт кто-то, время от времени. Давно уже.

— И как с ней обращаться, показал тебе?

— Угу, — осторожно кивнул Ромка и покосился на дверь. Похоже, он не прочь был сбежать от греха подальше.

— И ты пробовал?

— Да.

— И что скажешь?

— Хорошая штука. Нужная.

— Не понял… — изумился Корышев. — Значит, делать из людей кикимор — хорошо?

Ромка вдруг встрепенулся и ответил с вызовом:

— Да, хорошо. Надо, чтобы больше и больше кикимор было! Пока нас мало, нас никогда не оставят в покое. Всегда будут травить, гонять, истреблять… Когда таких, как мы, будет большинство, мы сможем жить, как люди! Тогда с нами не смогут не считаться!

— Тогда уже ты сможешь обыкновенных гонять и гнобить?

— Некоторые заслужили! — прищурился мальчишка.

— И сестрёнок своих тоже кикиморами сделаешь?