Корышев легонько потряс дверь за ручку и тоже постучал. У него это вышло куда громче.
Дверь, наконец, отворилась. На пороге стоял руфер Ромка.
Мы с Корышевым переглянулись. Ромка густо покраснел.
— Ты что здесь делаешь? — спросила я.
— Живу я тут, — буркнул Ромка.
— У Баринова?!
— Ну, да.
— Ясно. То есть, добрых советов старших товарищей ты не слушаешь.
Он отрицательно мотнул головой:
— Неа… Но, кстати, это здорово, что вы пришли. А то я уже струхнул порядком, а что делать не знаю. И звонить кому-то Димон запрещает.
Мы прошли за Ромкой внутрь жилища.
Старый дом был построен вокруг печки. Печка в центре, а вокруг неё несколько комнат, соединённых между собой дверями или просто дверными проёмами.
В дальней комнате, где окна были наглухо закрыты ставнями, на разложенном диване, завернувшись в тонкое одеяло, выл в подушку Димка Баринов. Его крутила сильная судорога.
Я бросилась к нему, убрала прилипшие к его лицу взмокшие пряди, попыталась взглянуть в глаза.
— Дима! Посмотри на меня!
Бесполезно. Даже если он слышал вопрос, сейчас судорога была сильнее.
— Что тут творится? — резко спросил Корышев и, поняв, что обращаться к Баринову бессмысленно, повернулся к Ромке. — Чётко, быстро, только факты… Ну?!
— Кокон… — поспешно проговорил Ромка. — Димон сказал дня три-четыре. В итоге — шесть. И как вышел, вот так… Уже вторые сутки.
— Приступы часто?
— А я знаю, часто это или как? — растерялся Ромка. — По всякому. Обычно пару часов его крутит, потом немного без сил полежит, и всё снова.
Корышев взглянул на меня:
— Кажется, мы как раз вовремя.
Глава 35
Это называется неполный выход. Пограничное состояние, при котором кикимору после выхода будто бы то кидает обратно в кокон, то снова из кокона достаёт. Мозг работает с такой перегрузкой, что неизвестно, что он выкинет в следующий момент, что отключит: сердце, почки, лёгкие? Не узнаешь, пока это не произойдёт.
Может быть, Райда объяснил бы, почему это случается. Нам это пока было неизвестно. Выглядит всё так, будто иногда кому-то не везёт. Сейчас не повезло Баринову.
Корышев снял свой пижонский пиджак и засучил рукава сорочки. Вдвоём с Ромкой они попробовали переложить Баринова на спину, но скрюченное судорогой тело на спине лежать отказывалось, всё время валилось обратно. Тогда Корышев перевалил Баринова на другой бок, вытащил из его рук одеяло и просто прикрыл беднягу.
— Я знаю, что есть предписанная в этом случае последовательность применения медикаментозных средств, — проговорил Корышев. — Но что и как делать, может знать только Айболит. Боюсь, что даже если мы тут сядем над Бариновым втроём, толку не будет…
— Да, ты прав, — согласилась я. — Это может длиться бесконечно, пока организм не сломается.
Я отправила Ромку за горячей водой и полотенцами.
Когда он вышел из комнаты, Корышев сурово спросил:
— Ты знала?
— Знала что? Что Димка — кикимора? Конечно, нет.
— Что значит «конечно»? Это вовсе не само собой разумеется. Если ты знала и молчала, я не удивлюсь, это вполне объяснимо. Это даже нормально, я бы сказал…
— Никита, я не понимаю, о чём ты.
— Я о том, что это нормально, когда человек никому не выдаёт тайну друга.
— Слушай, какое тебе дело до моих тайн? В любом случае ты к ним никакого отношения не имеешь.
Корышев только вздохнул, а я продолжила:
— Ничего я не знала. Только недавно я подумала: вот служит в дружине тот самый пограничник, которого мы ищем. А они ведь там все стремятся к тому, чтобы стать кикиморами. А вдруг и он тоже кикимора. И я спрашивала Димку, получится ли у дружинника скрывать, что он кикимора. Порешили, что теоретически он может скрывать, а практически это невозможно…
— Правда, Дмитрий? — с деланым удивлением спросил Корышев. — Неужели невозможно?
Димка лежал в той же позе, но взгляд его был уже осмысленным. Приступ в очередной раз схлынул.
— Простите меня, ребята… — проговорил Баринов. — Попали вы со мной… Да и я теперь попал.
— Да мы-то что, — отмахнулся Корышев. — А вот ты попал, что есть, то есть.
— Никита, прекрати! — возмутилась я. — Ему помочь надо, а ты…
— А я что делаю?
— А ты издеваешься над ним.
— Ой, правда? — сокрушённо вздохнул Корышев. — Это по старой памяти, видимо. Старая память, она у меня дурная, всякую дрянь помнит…
— Да заткнись ты! — я подскочила к нему и изо всех сил толкнула в плечи. — Лучше уйди прочь, я одна справлюсь!
— С кем ты справишься? С ним? Да ты посмотри на него, в нём хорошо за центнер будет. Я и то его с трудом ворочаю.
— Ромка поможет.
Но Корышев покачал головой и пошёл навстречу Ромке, который тащил парящее ведро с водой и несколько старых махровых полотенец.
Намочив полотенца в горячей воде и хорошенько их отжав, Корышев откинул с Баринова одеяло. Димка вздрогнул и несмотря на своё плачевное состояние, при котором, казалось бы, уже не до приличий, явно смутился, что я вижу его в затрапезного вида труселях.
— Да ладно тебе, расслабься, — сказал Корышев миролюбиво. — Сейчас станет немного полегче, а там и Айболит приедет.
Корышев ловко обернул Баринова горячими полотенцами. Так следующий приступ можно было немного оттянуть.