Во время очередной атаки он случайно заметил, что Урса полностью сосредоточен на оружии. Тогда Виатор попытался изловчиться и, что есть силы, пнул кузнеца по голени. Потеряв равновесие тот отпрянул в сторону. И тут внутри Тори что-то зажглось. Он глубоко вдохнул и, ухватившись за рукоять покрепче, бросился вперёд, занеся меч для колющего удара. Урса встряхнул головой и в тот момент, когда он смог снова сфокусироваться на происходящем, Тори был уже совсем близко. Аббе увидел, как Тори вжался в тело кузнеца, и острие клинка вышло с обратной стороны могучей спины Урсы. Тот захрипел и отставил ногу, чтобы сохранить равновесие, соскользнув с окровавленного лезвия. Тёмная кровь хлынула из раны, капая на зелёную траву, залитую солнечными лучами. Кузнец пошатнулся и повалился на спину, испустив последний вдох. Аббе бросился к Тори с радостным возгласом, но, как только он перевёл взгляд на напарника, увидел, как Виатор медленно пятится назад, держась за живот. По грубой кожаной перчатке стекала кровь. «Кровь Урсы?», — невольно подумал Аббе, но в это же мгновение Тори поднял голову, и Аббе увидел, как из уголков рта друга потекли багровые струйки.
— Тори? — Аббе бросился к нему и придержал Виатора за плечи, — Тори!
Виатор посмотрел на свою ладонь, а затем поднял взгляд на Аббе. В его глазах не было страха, лишь мутное непонимание и немой вопрос. Аббе усадил товарища на траву, придерживая его под спину.
— Тори, да что ж это такое! — вскричал Аббе. Он опустил глаза и увидел разорванный красный пояс и пробитую кольчугу, из под которой активно сочилась кровь, пропитывая холщовую рубашку насквозь. Виатор закашлялся, что есть сил вцепившись в предплечья советника.
— Тори, ну пожалуйста! Так нельзя! Нам ещё мир спасать! — беспомощно закричал Аббе.
Боль немного ослабла, и Виатор ощутил небывалое спокойствие. Горячее солнце светило прямо в глаза, но жмуриться уже не хотелось. Виатор будто бы пропускал через себя тёплые лучи, позволяя им заполнить всё вокруг. Голос Аббе становился всё более далёким и трудно различимым, и мир начал постепенно сливаться в одно целое. Тори безумно захотелось спать, и веки, будто налившиеся свинцом, медленно поползли вниз.
Покой и тишина…
Глава 4. Рассвет
Аббе суетливо ходил по комнате, описывая бесконечные круги. Его переполняли чувства, и он всё пытался понять, как с ними справиться. После того, как он донёс Виатора до таверны на своих плечах, тот уже долгое время лежал на кровати и почти не подавал признаков жизни, однако дыхание не прекращалось, что было даже в некотором роде удивительно. К вечеру местный лекарь уже закончил свой осмотр, виновато пожал плечами и сообщил, что прогнозы не обнадёживающие, и медицина здесь бессильна. Ночью Аббе почти не спал, мечась в поисках хоть одного разумного плана действий, однако, он знал, что помочь Тори ничем не может. С одной стороны его мучило чувство вины за то, что он не помог ему в борьбе со столь сильным противником. С другой — Аббе оказывал довольно сильное почтение традициям, особенно если дело касалось древних пророчеств. Поэтому, если в пророчестве было сказано, что Неспящий должен сражаться один, то Аббе не мог позволить себе даже на миллиметр приблизиться к полю боя, как бы сильно ему не хотелось спасти человека, уже успевшего стать ему другом. Он уже десятки раз думал об этом, но в итоге всё равно приходил к мысли: «Что, если я оправдываю себя?» Аббе заканчивал очередной круг своего беспокойного блуждания вдоль короткого периметра в четырёх стенах и боялся. О, как сильно он боялся. Чего конкретно — сказать трудно. Того момента, когда Виатор испустит дух, вечных мыслей о том, что это его вина, ответственности за смерть Неспящего и миссию, с которой он так позорно не справился… И, конечно, как бы эгоистично это не звучало, Аббе больше всего на свете боялся того, что теперь никогда не увидит Рарэ. Ну и немного того, что ему, скорее всего, отрубят голову.
Глаза начинали понемногу слипаться, но Аббе делал очередной шаг и не замечал ничего вокруг. Кажется, сердобольная держательница таверны даже приносила ему еду, но ему сейчас было совсем не до этого. На соседней кровати умирала надежда всего мира, и он ничего не мог с этим сделать.