Неспортивная история

— Напрашиваешься, спортсменка? — оглядывается на притихших зрителей. — Гуляй отсюда, пока я добрый. — И к Халикову: — Халява, два штрафных круга!

Тот уже было сделал шаг к пятиэтажному, я встала между ними.

— Откатался, Шура, — говорю. — Ходи ногами — здоровью помогает.

— Чего, играем мы, — Халиков за спиной гнусит.

— Заткнись, — бросаю через плечо.

Пятиэтажный снова по сторонам огляделся, усмехается. В рекреации потише стало, все в нашу сторону уставились. Те, кто со спины на меня смотрели, наверное, не поняли ничего. Просто пятиэтажный дернулся вперед, шагнул, а потом вдруг на колени передо мной грохнулся и, когда я отошла в сторону, мордой пол припечатал. Мне наш массажист точку одну показывал, если туда даже пятилетний двумя пальцами что есть силы ткнет, человек как бы засыпает на несколько секунд и еще секунд сорок просыпается.

В общем, Шура на пол прилег, а я слышу, кто-то за спиной присвистнул. Оглядываюсь — Панов на меня смотрит. Лицо не то, чтоб красивое, но есть в нем что-то… Посмотрел он на меня, головой мотнул и отвернулся, наблюдает, как пятиэтажный в себя приходит. Я вернулась к своей сумке, взяла ее, полезла внутрь, чтобы руки как-то занять.

В это время Халява пятиэтажному подняться помогает:

— Шур, ты в порядке?

— Уйди, гнусь!

— Ты чего… Это ж не я, это она…

— Я тебя сегодня с твоей шмакодявкой из школы не выпущу, понял? — и замахивается.

Халява в сторону отскакивает. Шура встает, отгоняет от окна двух-трех, опирается о подоконник, дышит тяжело.

В это время приходит училка по литературе, класс отпирает.

— Просили тебя? — подходит ко мне Халява. — Это же Шура, пятиэтажный.

— Ну и что?

— Дура ты, — говорит, — просили ее!..

И зазвенел звонок.

Звонок звенел и тогда, когда я застегнула куртку, подхватила на плечо сумку и к выходу двинула. Гляжу, в тамбуре стоит Халиков.

— Стой! — говорит. — Смотри. — И через стекло на улицу пальцем тычет.

Перед школой трамвайная линия, сразу за ней — дорога, за дорогой подворотня. У подворотни топчатся трое — пятиэтажный и еще два каких-то не из нашего класса.

— Ты бегать быстро умеешь? — интересуется Халиков.

— Ну?

— Если сразу вправо, могут и не догнать.

— А эти двое — кто?

— Лимон и Гуська… Они раньше у нас учились, теперь рядом, в пэтэу.

Мимо проходил Панов. Глянул в нашу сторону и на улицу вышел.

— Можно было бы Лёху попросить…

— Кого?

— Панова, — вздыхает Халиков. — Да он не поймет. Ему теперь примерным надо быть.

— А что?

— Да!.. — машет рукой Халява. — Он тут связался по глупости с компанией. Обворовали палатку и засыпались. Ну, Елена, наша классная, его вытащила. Взяли на поруки.

— Веселая у вас школа, я гляжу! — усмехаюсь.

— Нормальная, — вздыхает Халиков.

— Ладно, идем.

— Ты чего, чокнулась?

— Не плачь, пошли. — Открываю дверь на улицу. — Не ночевать же тут…

Спускаюсь с крыльца. Те трое меня заметили, подались вперед. Халиков плетется сзади, шагах в пяти. Лицо у него, будто на расстрел ведут.

— Ну-ка, отойдем на два слова, — говорю Шуре-пятиэтажному, двух шагов не доходя.

У того испуг в глазах, на дружков озирается. Сломался парень.

— Да не бойся, не трону, — успокаиваю.

Его приятели загоготали. Шура ухмыльнулся, делает вид, что ему море по колено:

— Идем…

Отвела его в сторону, говорю, улыбаясь, тихо, но внятно:

— Слушай, Шурик… Сам запомни и вот этим передай: если еще хоть раз ты или кто-Обудь из них Халикова пальцем тронет… Я не поленюсь, в спортшколу сгоняю, привезу своих, и с вами такое сделают! Понял меня? Я спрашиваю, ты понял?

— Да ладно, — отмахивается.

— И еще запомни, — говорю. — Если Халикова вообще кто-нибудь тронет, пусть даже не по твоей воле и ты об этом знать не будешь, получать за него придется только тебе. Персонально. Всегда.

— Да ладно, — опять отмахивается.

— Гляди, Шурик, мое дело предупредить. — Кричу Халикову: — Пошли!

Халява, перепуганный как заяц, ко мне подбегает, и мы идем.

— Халява! Иди сюда! — зовет один из тех двух, с сигаретой во рту.

— Обойдешься! — бросаю через плечо.

— Чего-о? — тянет тот. — Повысту-пай! — И идет за нами.

Халиков пробует бежать, я удерживаю его за руку:

— Спокойно.

Останавливаюсь, поворачиваюсь к дружку пятиэтажного.

— Лимон, не трогай ее! — Шура кричит.

Лимон останавливается в нерешительности. Жду секунду-другую, потом говорю Халяве:

— Идем…

И мы идем дальше, не оглядываясь. А эти, наверное, собрались за нашей спиной, мой ультиматум обмозговывают.

— Ух ты! Можно посмотреть? — говорит Халиков.

Я над столом полки повесила, разместила на них свои «боевые награды». Теперь он на этот «иконостас» из медалей и кубков таращится.

— Золотая? — вертит в руках медаль.

— Бронза, — вставляю в комбайн кассету, — золотые выше. Вон видишь, семь штук.

— Чистое золото?

— Не-а, — врубаю музыку, — серебро с позолотой.

— Во, нормально! — тут же переключаясь на магнитофон, говорит Халява. — «Акай»?

Киваю, плюхаюсь в кресло. На нас накатывают стереоволны тяжелого рока.

— Откуда привезла?

— Оттуда, оттуда…

— А ты в Америку ездила? — смотрит на меня, как на гуманоида.

— В Штаты — нет. В Канаде была, в Японии. Да ты садись, Халява, чего стоишь? Кстати, у тебя нормальное имя есть?