Неспортивная история

— Елена просила подождать, — как бы выражает общее мнение Шлепаков. — Время позднее. Все-таки она за нас отвечает.

Народ это дело обсуждать принялся:

— А где она, Елена-то?

— Ну чего ты, бывает, надо человеку.

— Так ведь околеем.

— Подождешь.

Я молчу. Мне на это дело наплевать. Я другого жду. И дождалась…

Из служебного подъезда выходит Рындин. Следом за ним его жена, в шубке, с цветами, и еще какой-то дядька. Жена Ильи Семеновича с этим дядькой болтает, а Рындин впереди идет. Все трое направляются к рындинскому «Вольво».

Откалываюсь от наших и топаю им навстречу.

— Здравствуйте, Илья Семенович!

Рындин голову вскинул, лицо в улыбке расплывается:

— Танечка? Какими судьбами?

— Да вот на вашем концерте была.

— Здравствуйте, Таня, — кивает мне жена Ильи Семеновича и дядьке вполголоса объясняет, кто я такая. Дядька тоже головой закивал, улыбается.

— Добрый вечер, — это я им, а затем Рындину: — Спасибо, Илья Семенович. Вы сегодня очень хорошо играли.

— Правда? Благодарю. Вот, Олег, познакомься, это…

— Да я уже в курсе, — продолжает улыбаться дядька. Оглянулась назад на секунду. Наши в шеренгу выстроились, таращатся, «варежки» пооткрывали.

— Ты сейчас куда? — спрашивает Илья Семенович.

— Домой. Я теперь у мамы живу, в Автово.

— Так милости прошу. — Рындин на машину показывает. — Подвезем?

— Илюша… — Жена Рындина смотрит на него: мол, ты сейчас устал, а нам совсем в другую сторону.

— Ничего-ничего, — успокаивает ее Илья Семенович, — мы с Танюшей, так сказать, старые приятели. Заодно поболтаем по дороге. — И показывает, чтобы я устраивалась рядом с ним, на переднем сиденье.

Смотрю, к нашим уже Елена подошла со своим эстетом. Однокласснички наперебой говорят ей что-то, в мою сторону показывают.

— Елена Михайловна, меня подвезут! — кричу и сажусь в машину.

Илья Семенович выжимает педаль газа, отпускает сцепление, и мы выруливаем.

А я вижу краем глаза, что наши все еще стоят на углу вместе с Еленой, нас провожают. Лицо Елены запомнилось: растерянное какое-то и строгое одновременно…

Утро. Погодка что надо. Идем с Федюней в школу.

— Привет, — нагоняет нас Шлепаков.

— Привет.

— Слушай-ка, Серебрякова, — Шлепаков говорит, — а откуда ты Рындина знаешь?

— Илью Семеновича-то? На кубок Европы в Испанию ездили. У него там как раз гастроль. Жили в одной гостинице.

Шлепаков головой мотнул, еще вопросик бросил:

— Слушай-ка, а ты со многими вот так… живьем, на «ты» и за руку?

— Есть немного, — усмехаюсь.

— Ну-ну, — одобряет Шлепаков. — Тут Халява болтал, у тебя дома медали, кубки… Библиотека приличная…

— В гости, что ли, напрашиваешься?

— Да нет, — смеется, — я в том смысле, если есть что-нибудь интересное почитать…

Подходим к школьному крыльцу.

— Федюня, — протягиваю руку за своей сумкой, которую Халиков на плече тащит.

Халява сумку мне передает, я ее неловко подхватываю, и сумочка моя на землю — шлеп! А из сумки — тетрадки, учебники…

Федюня было дернулся, чтобы все это подобрать, я его незаметно удержала за руку. А Шлепакова, наоборот, удерживать не стала. Тот манатки мои кинулся в сумку запихивать. На одно колено опустился, потом и на другое. Стоит на коленях, протягивает мне сумку, говорит:

— Только ручка, видишь, раскололась…

— Спасибо, Вовик, — смотрю на него сверху, забираю сумку, расколотую ручку в сторону выкидываю. — Заходи как-нибудь, книжки посмотришь. Я же не знаю, что тебя конкретно интересует.

И пока Шлепаков поднимался, пока снег с коленок отряхивал, мы с Халиковым вверх по ступенькам, в школу потопали…

…Вхожу в туалет к умывальнику — пальцы пастой перепачканы от ручки той, что раскололась. Отмыть надо. Слышу из-за двери приоткрытой:

— Да эта ваша Серебрякова просто из кожи вон лезет, чтобы хоть как-нибудь выпендриться!

Голос больно знакомый. Кажется, Маша-Марина выступает. Точно! Шептунова возражает ей:

— Да ну, Маска, ты вообсе… Нормальная она баба.

— Завидуешь ты ей, Шитикова, и все тут… — еще чей-то голос.

— Я? Чему?

Оставляю умывальник в покое, подхожу к дверям поближе. Все-таки интересно иногда про себя послушать.

— Чемпионка, чемпионка!.. — продолжает Шитикова. — Да она от того и выпендривается, что теперь — ноль без палочки. Вытурили ее из гимнастики, и что осталось-то? Вы посмотрите хорошенько- ни рожи, ни кожи! Ходит какой-то коробок плоский на двух спичках. Плечи — во! Все остальное — во!.. Полумальчик, полу…

Договорить она не успела. Потому что больше я слушать не могла, распахнула дверь.

Маша-Марина, как меня увидела, тут же заткнулась. Девки по моему лицу тоже поняли, что кое-что я успела услышать. Впрочем, Марина Шитикова от испуга довольно быстро оправилась. Вставляет в рот сигарету незажженную, говорит Шептуновой:

— Лид, дай спичечку…

Иду медленно к Маше-Марине, гляжу на нее в упор. Девочки — по стеночкам, мне дорогу уступают.

Шитикова чует, от конфликта не уйти. Собрала все силы, уставилась на меня. Сигарета во рту, взгляд наглый, насмешливый:

— Ну?

Вынимаю у нее сигарету изо рта, растираю пальцами.

— Курить — вредно.

— Ты, оказывается, еще и хамка?