Давно она вспыхнула — десять весен минуло с того времени, когда большой род Телебея покинул после долгой зимы свои глиняные землянки и отправился, как только стаял снег, в свое ежегодное кочевье — вместе с детьми и женами, со скарбом, сложенным на верблюдов, с овечьими отарами и конскими табунами. Пути своего они в степи не искали, потому что путь был один, известный и ясный — еще прадеды по нему ходили, еще они вырыли колодцы на всем этом пути и заповедали своим наследникам: это ваш путь, и никому, кроме вас, он принадлежать не может.
Таков был степной закон.
Но отец Байсары этот закон нарушил. Загнал в засушливое лето свои овечьи отары на путь рода Телебея. И выбили голодные овцы траву до голой земли, а колодцы оказались вычерпанными и пустыми. В несколько недель род Телебея стал нищим и над дохлыми овцами, которые усеяли степь темными бугорками, роями кружились большие зеленые мухи.
Баранта — вот самый справедливый ответ тому, кто нарушил степной закон.
И по первому снегу налетел Телебей, тогда еще молодой и отчаянный, вместе со своими родичами на становище отца Байсары. Стычка вспыхнула безжалостная и страшная — никто никого не жалел. Железо ножей и свинец пуль досыта накупались в теплой крови степных жителей.
Байсары, а с ним еще с десяток родичей, уцелели и ушли в далекие китайские земли. Как они там жили, каким промыслом занимались — никто не знает. Одно лишь известно: вернулся
Байсары два года назад в родную степь, и нет в сегодняшний день для него ни запретов, ни законов. Словно взбесившийся волк, он рвет и режет всех подряд, не было еще случая, чтобы кого-нибудь пощадил.
Телебей и не рассчитывал на пощаду.
Он хорошо понимал, что аркан на его шее захлестнулся намертво, и обреченно осознавал, что придется ему сейчас расстаться с жизнью, но даже мысли не допускал, чтобы последние, отпущенные ему мгновения, потратить на бесполезные просьбы о милости. Смотрел прямо, дерзко и взглядом своим, одним только взглядом, приводил Байсары в бешенство. Тот отшагнул назад и понял, что враг его по собственному желанию на колени не упадет, не закричит истошным воем, прося о пощаде.
Значит, слова не нужны. Бесполезны слова, когда и без них все ясно видно, как в солнечный день, когда солнце стоит в зените, и нет вокруг ничего, что могло бы спрятаться и затаиться.
Взмахнул рукой Байсары, словно воздух ножом рассек, и двое молодых парней с бесстрастными лицами, маячившие за спиной Телебея, как тени, исполнили безмолвный приказ — молча и быстро. Скоро Телебей стоял возле юрты, держал перед собой на весу руки, крепко связанные толстой веревкой, а другой конец этой веревки тянулся по земле, поднимался над ней и замыкался хитрым узлом на седле, под которым гарцевал в нетерпении сильный, красивый конь.
Одним махом, раскидывая полы халата, будто крылья, взлетел Байсары в седло и слегка натянул повод, сдерживая коня, который желал пуститься вскачь. Тихим, неторопливым шагом тронулись вперед. Телебей успевал за ходом коня, бежал, вытянув перед собой руки, и сапоги его приминали молодую траву, которая сразу же и выпрямлялась, даже следа на ней не оставалось ни от конских копыт, ни от человеческих ног. Но Байсары отпускал понемногу повод, конь переходил на рысь, а Телебей за этой рысью уже не мог угнаться. Бежал, задыхаясь, не успевая переставлять ноги, и вот запнулся, упал, попытался вскочить, но конь, почуяв волю от повода, перекинулся в безудержный галоп, и веревка натянулась, будто сухая жила на камусе — только и разницы, что не зазвенела. Но песню успела спеть — недолгую и страшную. Тело Телебея тащилось по жесткой и твердой земле, сшибая бугры, переворачивалось и крутилось, вырывая траву, и скоро уже не было Телебея и не было его тела — болтался, привязанный к веревке, кровоточащий кусок человечьего мяса, смешанный с рваными лоскутами одежды.
Байсары остановил коня, разгоряченного скачкой, разомкнул хитрый узел веревки, привязанной к седлу, бросил ее на землю и ускакал, даже не оглянувшись.
Все те же два молчаливых парня дожидались его возле юрты, и когда он бесшумно соскочил с седла на землю, один из них спросил:
— Что с русскими делать будем?
— С какими еще русскими? — не понял Байсары.
И тогда ему рассказали, что из города Телебей вернулся не один и первым в свою юрту пропустил русского мужика, как гостя, а возле юрты оставались еще две девки, и времени разбираться и узнавать, кто они такие и откуда взялись, не имелось ни капли. Вот и закатали в кошму всех — очень уж боялись, что увидит кто-нибудь и поднимет шум.
Молча выслушал Байсары эту новость, которая нисколько его не взволновала. Он даже поглядеть на русских не пожелал. Сказал лишь, чтобы мужика забили в колодки, а девок посадили в мазанку. Завтра, когда наступит новый день, он решит, как с ними поступить. А сегодня... Сегодня его глаза не хотят никого видеть, потому что того человека, которого он так желал увидеть перед собой, уже нет на этой весенней, теплой земле.