Несравненное право

Зеркальная гладь пошла рябью, мне в лицо ударил порыв ледяного ветра. Стекло исчезло. Я стояла перед странной пульсирующей дверью, за которой не было ничего, кроме Тьмы. Страх спеленал меня отвратительной мокрой простыней, я отшатнулась от черного провала, и тут в моих ушах вновь громыхнуло: «Ну же, иди к нему! Поторопись!»

Я шагнула вперед, как прыгают в ледяную воду, и ничего не произошло. Только сверкнули впереди те же проклятые глаза, что и в прошлый раз, да раздался за спиной какой-то хрустальный звон. Я стояла в пещере или гроте, впереди маячила какая-то малосимпатичная одеревеневшая спина, а дальше виднелись деревья и кусты, яростно раскачиваемые ветром. Приглядевшись, я поняла, что от бури меня загораживает каменная статуя какого-то святого. В следующее мгновение я поняла, какого именно. Это был знаменитый Мавриций Праведный, изображение которого я видела в Книге Книг, а его кантисское изваяние было знаменито на всю Арцию. Значит, я все же попала в Святой город, и Рене наверняка где-то рядом! Я бросилась вперед, промозглый ледяной ветер немедля вцепился мне в волосы и чуть не содрал с меня слишком легкую для такой погоды одежду, но какая это была ерунда в сравнении с тем, что я в мгновение ока перенеслась за невесть сколько диа. Впрочем, размышлять о чудесах мне долго не пришлось. В Кантиске происходило что-то невероятное и очень нехорошее.

Небо, казалось, вспучивалось и трещало, как готовая сбросить ледяную шубу река. Иногда в клубящихся лиловых облаках образовывались провалы, но не черные, а какие-то белесые, выпускавшие тонкие длинные нити-щупальца, тянущиеся к земле. Я словно бы собственной кожей ощущала их липкую, холодную, ненасытную природу. Уши заложило, перед глазами мельтешили какие-то блестящие мухи, но я все же могла держаться на ногах и даже идти.

Прошла вечность, прежде чем я выбралась из сада на какую-то площадь, с одной стороны ограниченную величественным храмом, с другой – крепостной стеной. Здесь было полно народу, и я поняла, что переношу это светопреставление куда лучше других. Даже сильные мужчины в муках падали на четвереньки, катались по земле, пытаясь зажать уши руками, а я бестолково топталась на месте, соображая, куда идти и что делать.

Одна, особо длинная белесая плеть хлестнула по стене и словно бы слизнула несколько человек, но затем ее конец полыхнул летней синевой и рассыпался. Визг и вой стали не то чтобы тише, но не столь мучительны, я попробовала поднять голову, и мне это удалось. Небо стало словно бы повыше, белые проплешины частью затянулись, частью стали меньше. Люди вставали на ноги, самые сильные или самые смелые обнажали оружие и, шатаясь, брели на стены.

Я была предоставлена сама себе, но любопытство, как известно, сгубившее кошку, заявило о себе в полный голос, и я, вместо, того чтоб укрыться в храме, как следовало благородной даме, поднялась на стену, благо до меня не было никому никакого дела. Будь я нормальной женщиной, то, что я увидела, заставило бы меня взвыть в голос, а я лихорадочно соображала, что же мне делать, вслушиваясь, не подняла ли во мне голову моя Сила. Увы, именно сейчас она меня оставила, пришлось спешно вспоминать ту малость эльфийской магии, которой обучил меня Астени. Все лучше, чем ничего, потому что происходящее не было природным катаклизмом. Это была волшба. Древняя, страшная и безжалостная.

На другом берегу неширокого Канна рыла копытом землю та самая тварь, что гналась за нами в Таянских холмах. Но как же она выросла и окрепла! Она по-прежнему походила на гигантского оленя, но была куда выше и мощнее некогда остановивших ее Всадников. Таращились мертвые глаза, ветвистые рога чуть ли не касались нависших облаков. Кишащие у столпообразных ног твари люди казались в сравнении с ней муравьями. Видимо, там шло какое-то ритуальное действо, потому что воины Михая Годоя и не пытались наступать, наблюдая ройгианское камланье. «Рогоносцы» сновали с места на место, бросались на колени, вскакивали, некоторые оставались лежать на земле, другие, не замечая этого, проходили по неподвижным телам. И с каждым их движением Белый Олень обретал все большую силу, я кожей чувствовала, как она вливалась в него.

Наконец монстр вновь издал тот самый повергающий в ужас высокий протяжный визг, который я слышала еще в монастырском саду, и, поднявшись на дыбы, словно бы пропорол небо мерзкими рожищами. На миг голова чудища скрылась в облаках, затем над ним образовалось белесое пятно, от которого стремительно разбегалась сеть трещин. Через них вползали, просачивались смертельные щупальца. И снова ударил синий огонь, заставив их – нет, не убраться, но все же отпрянуть, хотя дыр на сей раз осталось поболе...