– Согласен. Ты сам объяснишь все Шаде и Иоахиммиусу?
– Да, но сначала я хочу собраться с мыслями.
– Что ж, я тоже хочу вспомнить обо всем, что нужно и не нужно. Встретимся на рассвете у Малахитовых ворот.
Эльф бесшумно исчез в зарослях монастырского сада – стройная, легкая тень, порожденная благоуханной летней ночью. Рене какое-то время смотрел ему вслед, затем негромко окрикнул:
– Жан-Флорентин, ты все слышал?
– Разумеется, – последовал незамедлительный ответ, – мой слуховой аппарат хоть и не столь совершенен, как, скажем, у обыкновенной кошки, но все же много лучше, чем у почитающих себя венцом мироздания двуногих существ...
– И что ты скажешь?
Философский жаб перебрался с браслета на рукав и, забравшись по нему наверх, устроился на краю воротника, задумчиво скрестив лапы.
– Логика подсказывает, что Эмзар верно оценил обстановку. Завтра нас ждет не бой с Михаем Годоем за власть над Арцией, а конец Света, инспирированный не идентифицированными на данный момент силами. Сработал тот самый неизвестный фактор, о котором я неоднократно предупреждал, так как, исходя из причинно-следственной связи...
– Жан, – прервал его адмирал, – у нас слишком мало времени и слишком многое нужно сделать. Я хочу попросить тебя об одной вещи.
– К вашим услугам, – жаб изобразил нечто, долженствующее, по-видимому, изображать рыцарский поклон.
– Вы ведь ладите с Гибом?
– Настолько, насколько можно ладить с созданием, живущим одними эмоциями и не способным думать о Вечном. Впрочем, это не его вина, так как вся история этих существ...
– Сейчас не до родословной Водяных Коней. Нужно предупредить Мальвани, и сделать это, кроме тебя, некому.
– Нет! – жаб категорично рубанул воздух лапой, оставив за собой огненную черту. – Я поклялся не оставлять тебя, и я сдержу слово.
– Ты пойдешь, – устало повторил Рене, – потому что больше некому.
– Не пойду!
– Пойдешь! Я приказываю тебе, ты присягнул мне как своему сюзерену, и твой рыцарский долг повиноваться.
– Да, действительно, – жаб вздохнул, приняв оттенок красной яшмы, – я присягал, и рыцарский долг меня обязывает. Я сделаю так, как ты хочешь.
– А хочу я многого. Ты передашь Мальвани, чтобы он ни в коем случае не пытался нас спасти. Его забота – армия и беженцы. Он должен вместе с уцелевшими эльфами запереться за Аденой и ждать. Мое завещание у Герики Ямборы, пусть она отдаст его Шандеру, когда тот вернется. Надеюсь, он привезет подписанный договор. Майхуб понимает больше, чем хочет показать, и потому исполнит обещанное даже без меня. А теперь главное. Мальвани и Шани сделают все, что в человеческих силах, но от вас с Гибом потребуется больше. Вы должны спрятать Герику так, чтобы ее никто не нашел. Если она Эстель Оскора...
– Все можно подвергать сомнению, но не это...
– Михай не должен ее получить. Когда она будет укрыта, вы найдете Романа – он жив, я в этом уверен. Дальше все будет зависеть от вас. Эстель Оскора, кольцо Проклятого, Водяной Конь и твои мозги – этого должно хватить для победы, потому что это все, что осталось у Тарры.
– Я понял, – жаб был на удивление краток, – и я исполню.
– Не будем откладывать, – Рене поднял руку, и Жан-Флорентин вновь привычно устроился на браслете.
Цвел жасмин, и его аромат мешал думать о смерти как о чем-то неизбежном. В дальнем конце сада бил небольшой источник, заботливо обрамленный резным белым камнем. За источником в стене виднелась полукруглая ниша, из которой выступала сделанная с немалым искусством фигура какого-то арцийского святого, сзади которой хитрый мастер поместил большое, слегка помутневшее зеркало, так что пришедшие к водоему паломники видели себя как бы идущими по стопам святого. Рене ухмыльнулся, подумав о том, что многочисленные святые и угодники, якобы хранящие эту землю, давно должны были бы вмешаться и покончить с Годоем и его колдунами. Вместо этого узурпатор при полном попустительстве небес объявил себя главой Церкви и в таковом качестве осаждает Святой город... Что ж, если боги и святые отвернулись, придется рассчитывать на эльфийскую магию и копыта Гиба.
Водяной Конь появился сразу – видно, болтался где-то поблизости. Рене в который раз убедился, что Гиб понимает все или почти все. На сей раз он не ржал, не рыл копытами землю, а тихо стоял, опустив голову, пока Жан-Флорентин переползал на шею скакуна и цеплялся за спутанную гриву.
– Клянусь честью, – философский жаб сделал правой лапой жест, похожий на гвардейское приветствие, – ваша жертва будет не напрасной. Потомки узнают, кому они обязаны жизнью. Никто не будет забыт, и ничто не будет забыто!
– Главное, чтобы они были, эти потомки, – отмахнулся Рене, – ну, вперед! Прощайте! – Гиб черной молнией рванулся куда-то вбок и ввысь, лишь слегка тронув копытами сонную воду. Рене, хоть и не раз ездил на черном жеребце, так и не понял, какими путями тот иногда ходит, да это было и неважно, главное, сооруженный осаждающими двойной вал для него не помеха. Не пройдет и оры, как он доберется до лагеря Мальвани.