Нестандартный формат

— Руслан, — тихий укор, и затем Ева резко подается назад, собираясь спрыгнуть с него, — нет. Ну…Руслан! Мы же не договорили!

Протесты пресеклись очень жадным поцелуем после того, как он молниеносно вернул её на прежнее место.

— Нечего было… — вдох, снова припал к губам, вдох, — на меня… — вновь оправданная занятым ртом пауза, — смотреть…

И руки сами тянутся к изведанным изгибам, а от очень явной реакции Евы окончательно смывает остатки разума.

— Как можно при таком важном разговоре… — громко сглатывает, когда он касается кожи живота под её майкой и прогибает в пояснице, чтобы была вплотную к нему. — Так внезапно переходить на…

— Можно и нужно…

— Руслан…

— Зефирка, помолчи, а?..

Помолчать у Евы не получалось. Как и оставаться безучастной. Руслан очень хорошо постарался. Настолько, что в самом разгаре их умопомрачительной близости, ошеломляющей своей неописуемой остротой и запредельностью, сплетшиеся, они неожиданно шмякнулись с дивана на пол. Точнее, приземлились на ковер. А испуганный визг девушки потонул в грохоте игрушек, посыпавшихся на них из перевернутого во время падения манежа, спокойно себе до этого стоявшего рядом и никому не мешавшего.

Распаленные, возбужденные до предела и обезумевшие, они попеременно то целовались, то смеялись, откидывая подальше впивающиеся в тело погремушки, кубики и другие Бодины забавы. И хорошо, что малышка этого не видит…

И очень хорошо, что у них было еще достаточно времени, чтобы завершить начатое. И даже повторить…

* * *

Казенное здание освещалось довольно яркими лучами все еще беспощадного августовского солнца. До конца лета оставалось чуть больше двух недель, но стойко сохраняющийся зной создавал ощущение, что ты в самом пекле.

Руслан вполне нормально переносил жару, поэтому решил подождать на улице, разглядывая из-под стекол очков выходящих «тружеников». Его не узнавали. Скорее, даже внимания не обращали. Это было странно…и неприятно. Не сказать, что за те месяцев десять, что он проработал среди этих людей, у него завязались с ними теплые отношения или появилось желание с кем-то из них дружить. Нет. Но то, что стал тотальной невидимкой, тоже удивляло. Еще одно подтверждение внутреннему протесту перед таким убогим существованием.

Пленарное заседание закончилось чуть позже обычного, и теперь «белые воротнички» пачками сыпались наружу, одинаково угрюмые, бесцветные и с инкубаторскими резиновыми подобиями улыбок при прощании. Среди них — он прекрасно помнил — полно докторов различных наук, заслуженных юристов РФ, кавалеров всевозможных орденов и прочих пыльных званий. При этом, парадокс, эти «интеллигентнейшие», «культурнейшие» чинуши спокойно пренебрегали наипримитивнейшими правилами приличия: не здоровались с обслуживающим персоналом, игнорировали тебя, если ты на порядок ниже по занимаемой должности, и свято верили в свое божественное начало.

И это всегда вызывало коробящее изумление, отторжение и брезгливость наряду с презрением.

— Руслан?

Мужчина оборачивается на женский голос, берется за дугу и высвобождает глаза из-под темной защиты, чтобы в следующую секунду ослепнуть от сияющей улыбки Светланы Евгеньевны.

Ну, конечно, кто же еще?

— Здравствуй, Руслан.

— Здравствуйте.

Он слегка качнулся, закрепляя очки на голове. А женщина продолжала широко улыбаться, разглядывая его с прежней скрупулезностью. Даже…интенсивнее, чем раньше. Самка богомола, прошедшая повышение квалификации. Неудивительно, что именно она признала в нем бывшего сотрудника — слишком тщательно успела изучить тогда.

— Как твои дела, Разумовский? — Сорокина очень любезна и не вызывает негатива.

— Потихоньку. Спасибо. А Вы как поживаете?

— Как всегда, дорогой. Цифры не дают скучать, пляшем среди них.

Руслан вдруг вспоминает свою практику, окончившуюся скандалом из-за попавшей к Корнелюку копии его дипломной работы. На кой черт та ему понадобилась — не особо понятно. Но отображенная в практической части правда о неэффективной организации деятельности структуры очень…огорчила руководителя Управления. Прозрачное описание доисторического документооборота, основанного на убийственном количестве макулатуры, отсутствие энтузиазма и проблесков в процессе модернизации данного аспекта вызвали ярость в Степане Александровиче. Отец потом долго отчитывал его в своей манере, словно нашкодившего мальчишку, и негодовал по поводу такой инициативы. Наверное, эта ситуация мусолилась около месяца, вызывая понимающие смешки. В том числе, и Сорокиной.

Неплохая тетка, но о чем им сейчас говорить?

Кажется, и она это осознает, потому что доброжелательно произносит:

— Надеюсь, у тебя всё…наладится. Здесь точно не твое место.

— И у Вас. Вы очень красивая женщина.

Подмигнув ему в ответ на комплемент, Светлана Евгеньевна развернулась и зашагала прочь, вовсю используя амплитуду покачивания своей роскошной филейной части. Не засмотреться было невозможно. Даже не имея никаких задних мыслей.

И когда рядом раздался насмешливый голос, Руслан даже вздрогнул:

— Да, зрелищно.

Обернулся и уставился на отца, губы которого были изогнуты в ухмылке.