Нестандартный формат

— Что? Что — Руслан?

Они схлестнулись напряженными взглядами, и его прорвало:

— Ты, бл*дь, хоть раз держал маму за плечи, когда её выворачивало наизнанку после химии? Ужался количеству крови…выходящему вместе с содержимым желудка? Видел, как прозрачное тело ломает от боли? Как стойко она пытается казаться сильной? Улыбаться сквозь муки, чтобы ты не умирал при ней от этого зрелища?! Где ты был?! На своей *баной работе, в кругу таких же трусливых туш?! На всяких приемах со своей матерью, вместе с которой довел жену до гроба?! Не смог защитить! Уберечь! Что ты сделал? Бросил! Поместил её в дорогую клинику и откупился любимыми бумажками? — Руслан окатил мужчину презрением. — А я мечтал забыть каждую последнюю секунду её жизни! Я травил себя всякой гадостью, перепробовал всё! Слышишь?! Всё! Только…ничего не помогало! И лишь по этой причине я не сдох где-нибудь за углом от передозировки или ломки, понял?! А вовсе не потому, что ты «давил»…

Наверное, все посетители с недовольством, но одновременно и с любопытством оглядывались на них. Не всегда есть шанс стать свидетелем разворачивающейся драмы.

Руслана накрыло до такой степени, что он забылся, где находится, и в эмоциональном порыве опрокинул свой кофе на пол. И даже дребезги разлетевшихся осколков не привели его в чувство. Он смотрел и тонул в адском пламени вины, которая отчетливо прослеживалась в карих глазах напротив. Смотрел и тонул. Наполнялся новой порцией злости и осуждения. Считая, что всё могло быть иначе. Если бы отец в своё время был смелее и внимательнее.

— В общем, — горло саднило, сердце клокотало в глотке. — Не жди чудес и какого-то понимания с моей стороны. Ясно? Прошлого не изменишь. Но запрещать или пресекать твоё общение с Богданой я, естественно, не стану. Делай, что хочешь. А что касается финансов, которые ты вложил…зря, короче, выделывался. Я не собираюсь оправдывать ничьих ожиданий. И благодарить тоже. Поздно изображать заботливого папочку. Он мне нужен был лет десять назад.

Встал и покинул кофейню, стиснув челюсть от разрывающего в клочья разочарования. Это слишком мерзкое чувство, и оно хуже той же ненависти. Особенно…если в главной роли — твой родитель…

Бесцельно бродил по улицам до самой ночи, забывая отвечать на звонки и игнорируя вибрацию в кармане. Поэтому испытал ощутимый укор совести, когда, открыв дверь квартиры, поймал в объятия тут же подбежавшую Еву.

— Прости, — выдал с раскаянием, целуя её в висок и ведя рукой по напряженной спине девушки, — забылся. Встречался с отцом.

Пару минут так и простояли в обнимку, и дрожь стройного тела медленно утихала.

— Посиди со мной немного? — практически шепотом попросил он, чувствуя наисильнейшую потребность в ней.

Они не стали включать свет в гостиной. Устроились в углу дивана и молчали. Благо, Ева не рвалась разговорить его, лишь прижималась отчаянно-отчаянно. Понимая, ничего не требуя. А Руслану нужно было собраться с мыслями, чтобы совершить это — перейти через себя, поделившись самой страшной болью.

И он начал говорить многим позже.

Семьи бывают разные, нет определенных показателей. Но одно точно — если кто-то один постоянно страдает, это непременно приведет к какой-нибудь трагедии. У Руслана не имелось душераздирающих историй и прочего. Только рассказ об обычном мезальянсе, в котором свекровь не принимала невестку до последнего. Отец, да, любил маму. По-своему, наверное. Но свой комфорт любил всё же больше. Настолько, что мучения жены в атмосфере неугасающих унижений его не сподвигли на уход. Бабка поставила ультиматум: если они захотят жить отдельно, то лишатся финансовой поддержки. И он не стал отказывать себе в привычной роскоши. Принося в жертву психику любимой женщины.

Рождение Ромы никак не проняло Анастасию Ильиничну. Она была настолько закостенелой в своих понятиях, что упорно приводила женатому сыну на смотрины невест первые несколько лет, свято веря, что брак не продержится долго. И этим еще больше принижая достоинство мамы. Которая всё терпела. На презрение отвечала учтивостью, на оскорбление — молчанием. Верила ещё в счастливый конец, даже от карьеры сначала отказалась, чтобы снизить скандалы до минимума. А их было много, поскольку матрона никак не хотела мириться с выбором дражайшего отпрыска, обозначив «безродной певичкой».

Руслану было около шестнадцати, когда выяснился страшный диагноз. Это позже до него дошло, что мама очень долго утаивала свои недомогания, не делилась ни с кем, пока всё не усугубилось до третьей стадии рака. Леся рассказывала, что сестра отнекивалась от походов к врачу, запивая обезболивающими каждый приступ. Ей не хотелось давать поводов для лишних разговоров внутри семьи…