Князь Изяслав засел в Вышгороде с начала лета – задумал ставить новую церковь для мощей святых Бориса и Глеба. Собрал там лучших мастеров из Киева, позвал кое-кого из новгородских. Своему посаднику боярину Микуле Чудину смотреть за делом не доверил. Сам за всем глядел: как выбирают дерево, как рубят подклеть, как кладут венцы. А в Киеве вместо него княжила Гертруда с боярами.
Солнце клонилось к земле, когда Феодосий ступил на вышгородскую улицу. Строящийся храм отыскал быстро – недалече от княжьего двора. Изяслав в потной рубахе слушал объяснения плотника, как вырубать в бревне угловой замок. Признав Феодосия, он уронил топор и заключил игумена в объятия.
– Что за срочное дело привело тебя, отче?
– Дело несрочное, – ответил игумен, – но и неотлагательное.
– Как так?
– Пойдем к тебе, расскажу.
Князь водрузился на коня. Вспомнив, что Феодосий пеш, спрыгнул. Повел гостя в свои хоромы.
– Не побрезгуй трапезой, отче.
В той же грязной рубахе Изяслав жадно набросился на снедь: рвал руками мясо, проливал на грудь пиво из корчаги, шумно жевал огурцы. Феодосий отведал немного каши и морковного киселя. Гусельники, устроившись на лавке, тронули было струны, но князь прогнал их – знал, что печерский игумен не любит увеселений.
– Церковь строю, отче. Хотел в камне, да ждать долго. Срубную быстрее поставят. Тороплюсь почтить память святых сродников моих Бориса и Глеба, как и отец мой, князь Ярослав, их почтил. Чует душа – надо спешить. Отчего – не знаю. Может, помру я скоро, Феодосий?
– О том не гадай, князь. Ревнуй о деле, торопись оставить на земле благие плоды.
– О деле… Да, о деле. Что ты там говорил, отче, про неотлагательное?
– Сперва скажу о другом, князь. Остеречь хочу тебя. Нынче в Киеве снова объявился кудесник. На торгу волновал людей россказнями. Люди легко всему верят. Вспомни, с чего полоцкий мятеж в Киеве начался. Всеславовы волхвы по торжищам ходили. Потом новгородский мятеж. Теперь из Ростова пришли недобрые вести. Неужто одно с другим не связано? Везде волховники поднимают людей в топоры.
– Думаешь, отче, Всеслав Русь мутит? – нахмурился князь.
– Всеслав муж прямой и нелицемерный. Войной пойти может, а так хитрить не станет. Хитрости же тут хватает. От нее-то и хочу тебя остеречь. Осторожен будь, князь. Дружину свою твердо в руке держи, чтобы зла людям не творили, лихоимством не промышляли. Простой люд милуй. С братьями в мире живи. Больше всего тебя с братьями рассорить хотят.
– Кто?!
– Не знаю, князь. Сам допытывайся, кто враги у Руси.
Изяслав отобрал нож у замешкавшего холопа и сам раскроил пышный пирог с олениной.
– С братьями мне свары затевать незачем. Не Окаянный же я Святополк.
Сказав это, князь задумчиво отправил в рот большой кус пирога. Не Святополк, да. Второго сына, однако ж, назвал этим именем. Тогда еще жив был великий каган Ярослав, и во всем хотелось дерзко противоречить ему. Даже в такой малости, как имя дитяти. Ярослав, три года воевавший со Святополком, слег в болезни, когда узнал…
– Брат Всеволод тоже ныне ставит на Выдубичах монастырскую церковь. Молодая жена сына родила, так что ж не поставить. – Князь взгрустнул. – Святослав небось тоже разродится скоро младенцем. Слыхал, отче, сам немецкий Генрих ему жену просватал… Моя-то Гертруда помирать не собирается. – Он покосился на Феодосия и добавил: – Слава Те, Господи, на здоровье не жалуется.
– Такую жену, как княгиня Гертруда, еще поискать, – молвил игумен. – А Всеволожья и Святославля еще неизвестно какие жены будут.
– Святослав из немцев бывшую монашку взял. Какова из нее жена, не знаю, – ухмыльнулся князь. – А тебе, отче, такая княгиня, должно, по нраву?
– Не ведаю, какие в латынцах монахи, – строго сказал Феодосий.
– Про свое неотлагательное поведаешь мне наконец? – вспомнил князь. – Ради чего ноги трудил, отче?
– Ради отца и учителя нашего блаженного Антония. Уж год как обитель стоит без него. Преложи гнев на милость, князь. Вся братия тебя с воздыханием просит.
Изяслав, поскучнев, отодвинул пустое блюдо из-под пирога и велел холопу налить меду.
– Какой вам прок от Антония, если он все равно опять под землю закопается?
– Да и тебе, князь, никакого проку, что Антоний у твоего брата живет.
– Лукав твой ответ, отче, – заметил Изяслав, громко отрыгнув. – А ведь стар уже Антоний. Верно, скоро ему помирать? Ладно, пускай возвращается в Киев. И на меня злой памяти пусть не держит.
Феодосий поднялся, положил поясной поклон.
– Спаси тебя Господь, христолюбивый князь. Ну, коли позволишь, пойду я.
– Что так скоро, отче? – обеспокоился Изяслав. – Нет уж, раз пришел, так не пущу тебя, пока не напитаешь мою душу божественными поучениями. Зря, что ли, ты меня христолюбцем зовешь?