Загоняв посыльных, князья урядились рассмотреть это дело в Вышгороде, после перенесения святых мощей. Теперь, однако, воевода сомневался: вряд ли после стольких возлияний Ярославичи захотят вспомнить об уговоре. А значит, и скука его не будет вознаграждена.
Скоро выяснилось, что с разгульного пира сбежал не он один. В ворота посадничьего двора въехали на конях двое. В одном, огромном варяге с медно-красными волосами под шапкой, воевода признал переяславского боярина Симона Африканича. Ко второму, намного моложе, присматривался дольше.
– Я не в обиде на тебя, боярин, что не узнаешь меня, – усмехнулся тот, спешившись. – Кто я – всего лишь старший сын младшего из князей Ярославичей! Меня и на княжьих съездах-то не замечают.
Варяг махом сбросил свою тушу с коня, подняв с земли облако пыли. Он был мрачен и молчалив.
– Прости, княжич, – с досадой ответил воевода. – Слаб очами стал. Старею.
– Я же сказал – я не обиделся. – Глаза Мономаха задорно сверкнули. – Но, видно, и впрямь ты стал стар, боярин, коли избегаешь веселья в пиру.
– Разве иметь разум значит быть старым? – возразил Янь Вышатич. – Или ты и себя считаешь стариком, юный князь?
– Достойный ответ, воевода! – рассмеялся Мономах. – Мне и самому не любо лежать за столом лицом в блюде.
– Что привело тебя ко мне, княжич? – спросил боярин. – Или ты приехал к посаднику Чудину? Вот уж кто наверняка лежит в блюде.
– Мы с Симоном приехали к тебе, Янь Вышатич, – сделался серьезным Владимир Всеволодич. – Вернее, к твоему отроку, который служил тебе на пиру.
– Не подобает вести разговор во дворе, – ответил воевода с едва заметной оторопью и пригласил гостей в терем.
Челядь уставила яствами стол в большой светлице. Но притрагиваться к снеди и питию ни у воеводы, ни у князя с варягом охоты не было.
Расселись по лавкам.
– Вели позвать своего отрока, боярин, – сказал Мономах, в нетерпении дергая молодой рыжеватый ус.
– Для чего вам мой холоп? – осведомился воевода.
– Холоп? – удивленно переспросил князь. – Как он очутился в рабах?.. Хотя неважно. Кто бы ни был, он – свидетель убийства и должен быть допрошен.
– Какого убийства? – нахмурился Янь Вышатич.
– Моего сына Георгия, – промолвил варяг и стал еще мрачнее.
– Мы расспросим его при тебе, боярин, и ты все узнаешь, – сказал Мономах.
– Хорошо.
Воевода послал раба за Несдой. Пока того разыскивали в хоромах и во дворе, варяг разродился еще одной краткой речью:
– Если малец поможет найти убийцу, я выкуплю его из холопов.
– Вряд ли, – невозмутимо ответил воевода. – Я и сам не раз хотел это сделать.
– Что значат твои слова, боярин?! – вопросил Мономах.
Янь Вышатич пожал плечами.
– Этот отрок знает свою судьбу и не торопит события.
– Свою судьбу никто не знает! – возмутился молодой князь.
– Кто слышит в сердце зов, тот знает.
– Я тоже чувствую в своем сердце зов, но не могу сказать, какова будет моя жизнь, – пылко спорил Мономах, набычив кудлатую голову.
– Судьба князя вдвойне непредсказуема. Тем паче – младшего из князей.
– Ты сказал это так, будто младший князь – изгой и неудачник! – словно промасленный светильник, вспыхнул Владимир Всеволодич. – Я не таков. Лучше княжить в малом граде и быть прославляемым, чем сидеть на великом столе и слышать плевки черни.
– Но еще лучше, конечно, сидеть на великом столе и быть прославляемым.
– Ты насмехаешься надо мной, боярин? – озадачился Мономах.
– Прости, князь, – воевода склонил голову, – но великого княжения тебе не заполучить.
– Думаешь, я жажду его, как дядя Святослав? – с презрительной миной молвил князь. – Я знаю себе цену и не стану торопить события…. – Он осекся. – Я повторил твои слова?
– Видишь, князь, – улыбнулся воевода, – ты тоже знаешь свою судьбу.
В дверях светлицы бесшумно возник отрок. На бледном худом лице ярко горели щеки и глаза.
Мономах порывисто шагнул к нему.
– Ну здоров будь, купец!
– И тебе, князь, поздорову жить, – выдавил Несда.
– Возмужал ты. Когда я видел тебя в последний раз, ты был щуплым мальком. А теперь смотри, усы растут.
– Еще не растут.
Несда застенчиво провел пальцем под носом, где едва темнел пух.
– Помнишь Георгия? – спросил Мономах, глядя в упор. – У тебя хорошая память, ты не мог его забыть.
Отрок медленно кивнул.
– Мы искали тебя целый год после того, но не нашли. Убийцу Георгия мы тоже не нашли.
Мономах сел на лавку, не спуская глаз с Несды.
– Расскажи, что ты помнишь, – попросил варяг.
Холоп вытер вспотевшие ладони о рубаху и заговорил бесцветным голосом:
– Мы ждали волхва у капища. Он появился и разжег огни. Князь с Георгием обнажили мечи и пошли к нему. Георгий оказался впереди. Волхв убил его своим мечом. Он был очень быстр и сразу пропал с капища. Князь упал вместе с Георгием, потом побежал за волхвом…
– Ты видел его лицо? – вскрикнул Мономах, сидевший беспокойно, как на сушеном горохе.
– Он был в клобуке.
– Утром на капище нашли брошенный плащ, – сказал варяг, не поднимая головы. – Он не принадлежал ни Георгию, ни княжичу. Этой был твой плащ?
– Нет.
– Тогда он принадлежал убийце. Как же ты не видел его лицо, если он бросил плащ, прежде чем убежал с капища?