Нестор-летописец

Сам бы он не додумался. Подсказал Несда, богомольная голова. Надоумил пойти к печерским монахам и просить у них молитв. Они, мол, ближе к Богу. Когда-то Захарья тоже молился Христу, внимал епископу Леонтию в Ростове. Да все давно позабылось, и не было другого Леонтия, чтобы напомнить.

Он долго сидел на лавке, задумчиво стругал чурбачок, игрушку для дочки. Резное дело Захарья любил. Иногда так деревяшку изузорит – загляденье. Но в этот раз не дострогал, бросил и пошел на двор. Велел грузить телегу – в монастырь везти дары-поминки. Авось поможет монашья молитва. Попутно еще вот что придумал: после монастыря пойти на Лысую гору, принести жертву старым богам. Одно другому не помеха, так решил.

Со двора выехали не рано, чтоб монахи успели отслужить все, что у них по утрам служится. Захарья шел с одного боку телеги, Несда с другого, конем правил холоп Гунька. Купец поднарядился: атласная синяя рубаха с бархатными зарукавьями, порты из английского сукна, наборный серебряный пояс, вотола с искусной застежкой у шеи, сапоги светлой кожи, шапка из тафты с куньей оторочкой. Меч пристегивать не стал – не монахов же им пугать. Несде тоже сурово велел снять свою холстину и одеться как подобает купецкому отпрыску. Сын подумал и неожиданно легко согласился. В Печерском монастыре он ни разу не бывал, но слышал об этой обители давно и много. Поездка к чудотворным монахам была для отрока праздником.

За версту от Феодосьева монастыря, в Берестовом, узрели суету. По селу слонялись, пешком и на конях, княжьи кмети. Иные, поснимав рубахи, для упражнения рубились на мечах. Прочие задирали шутками девок и гоняли с поручениями холопов.

– Князь, что ли, пожаловал? – вслух подумал Захарья.

– Тысяцкий ополченскую рать собирает, – ни к селу, ни к городу высказался Гунька, которому надоело молчать.

– Знамо, плохо дело, – омрачился купец.

– Куманы, слышно, к Супою подходят, – сообщил холоп. – Силища несметная!

– Отец, могут ли половцы осадить Киев? – спросил Несда.

– Осадить-то могут. Сто лет назад, при княгине Ольге, осаживали. Да и тогда не взяли, а теперь и подавно. Не по зубам им станет Ярославов град.

Захарья говорил рассеянно, мысли его были далеко, с тремя лодьями, плывущими мимо вражьей орды.

На дороге от Берестового до монастыря часто попадались дружинники, едущие в одну и другую сторону. А то и вовсе – коней пустят щипать траву, сами под кустом на расстеленном мятле лежат, млеют. По небу ходят тучи, но надоевшим дождем не сыплет, и то хорошо.

Захарья на дружинников смотрел с пристрастием. В юности сам хотел стать кметем, надеть на шею воинскую гривну. Не сумел. Теперь и сын оказался бездарным к воинской храбрости. Княжьи отроки, словно чуя эту робость к оружию, на купца с его телегой поглядывали свысока. Презрительно ухмылялись, свистом и криком вытесняли с дороги. Захарья ужимался и тайком стыдился.

Когда показался монастырский тын, он бы вздохнул свободней, да не тут-то было. У ворот толпилась целая орава конных и спешенных гридей. С появлением купецкой телеги они показали к ней интерес. Остановили и потребовали:

– А ну поворачивай назад.

– Да я же…  – Захарья растерянно оглянулся на Несду. – С дарами… для черноризцев.

– Неча тут шляться, когда князья благословляются.

– Князья? – убито пробормотал Захарья.

– Тебе, купецкая рожа, чего здесь надобно?

Несда вдруг догадался, что дружинники всего лишь смеются над ними.

– Мы к игумену Феодосию, он нас ждет, – громко заявил он. От смелого вранья кровь бросилась в лицо.

– Так прям и ждет?

– Занят Феодосий, пошли прочь.

– А пока он занят, мы с братом экономом дело справим.  Поминки у нас – вот: мед, деревянное масло и пшено. Если не привезем все это сегодня, игумен Феодосий осерчает, – упоенно врал Несда. – Масло у монахов кончилось, нечем лампады заправлять. И князей угощать нечем – последний мед  вчера доскребли.

Захарья униженно молчал.

– Ну, – чуть присмирели гриди, – если так… Заплати мыто и проезжай.

– Какое мыто, вы что, ополоумели? – Захарья от изумления охрабрел.

– Я те дам щас – ополоумели! – пригрозил один из отроков, для виду хватаясь за меч.

– Ладно, – смеялись другие, – пущай проезжает. Не то обидится еще, князю нажалуется. Ишь ты, вырядился, купчина. Чернецов нарядом не удивишь, у них у самих знатные одёжи – дранина да рванина.

Монастырский привратник, слышавший весь разговор, распахнул ворота для телеги.

– Прости, Господи, нас, грешных, – вздохнул он.

– Как бы нам с игуменом Феодосием повидаться? – смущенно спросил его Захарья, входя в обитель.

– Так у блаженного Антония все, – сказал чернец, – отец игумен и князья, и воеводы ихние. Обождать надо. А о брате Анастасе там узнайте у кого ни то. – Привратник махнул рукой на монастырское хозяйство. –  На месте его никогда не сыщешь.

– Анастас – это кто такой? – еще больше растерялся Захарья.

– Как кто? – удивился чернец, прикрывая ворота за телегой. – Брат эконом. Ключник по-нашему. А я думал, знаете.