– Да? – удивился Душило. – А с виду как настоящий.
– Может, он и настоящий, только за спиной у него стоит полоцкий дружинник, который притворяется купцом, – выпалил Несда.
– Где?
– В синей шапке и с пустым рукавом.
– Откуда знаешь его?
– Видел в Киеве, когда князя прогнали.
Душило поправил пояс под меховым плащом, стряхнул с себя нападавший снег и сказал:
– Я, конечно, не быстро соображаю, но сдается мне, тут дело ясное. Вот не люблю я этого.
И пошел раздвигать плечами толпу.
Несда опять залез на гульбище – смотреть, что будет. Но ничего особенного не увидел. Душило доплыл по людскому озеру до полочанина, приобнял его за шею, будто доброго знакомца, и побрел с ним в другую сторону. Может, полочанин и не хотел с ним идти, да деваться ему было некуда. Храбр выволок его из толпы и утянул поближе к каменной стене Детинца. Коротко потолковал с ним и повел дальше, к воротам, что выходили на реку. Там им точно никто бы не помешал вести разговор. Только никакого разговора не получилось. Душило скоро вернулся один, с удрученным видом.
– Какой невежливый отрок. Грубиян просто.
– Что ты с ним сделал? – кругля глаза, спросил Несда.
– Придушил, – застенчиво сказал Душило. – Удобное у меня имя, правда? Иногда можно и вывернуть его. Когда очень нужно.
– А сейчас было нужно? – волновался Несда.
– А то как же. Ты этого брадотряса послушай. Вон надрывается как. Кому позарез надо, чтобы Новгород остался без князя и без ратной подмоги? Ясно кому. – Храбр потер кулаком по лбу. – Что я хотел спросить? Ах да! Рукав-то у него и вправду пустой. Прям как у нашего Даньши, земля ему пухом. Может, и этот тоже – из дружинников в купцы? Может, зря я его, а?
Несда задумался.
– Когда Всеслава на киевский стол сажали, рука у него была на месте и мечом непотребно размахивала.
– Не зря, значит, – мрачно проговорил Душило. – Эх, был бы я там! Не сидел бы теперь Изяслав у своего польского родича. Не сулил бы ему горы золотые за обратное водворение на отчем столе. А ну-кось, – храбр насупил брови и рукой отодвинул Несду в сторону, – хоть здесь не оплошаю.
И опять двинулся разрезать собой толпу. Новгородцы шумели. Страх пополам с проснувшимся задором выплескивал из множества глоток и гонял по блеклому небу таких же горластых ворон.
Душило добрался до волхва, оттолкнул последнего мешавшего новгородца и встал, сложивши руки на груди. В толпе вокруг приутихли.
– Тебе чего, детинушка? – осекся на полуслове кудесник. – Экая ты гора, свет застишь!
– Да вот, – ответил Душило, – слышал я, как ты обещался чудеса сотворить. А ну сотвори! А я погляжу, правда аль нет.
– Не веришь? – в прищур сказал волхв. – То-то и оно, мяса у тебя в теле много, а рассудку в голове мало.
Душило на это и бровью не повел. Стоит, ждет.
– Говорил я, что чудеса сотворю, когда срок придет, – объяснил волхв. – И все это слышали. Так, мужи новгородские? – обратился он за подмогой.
– Вроде так.
– Как будто говорил.
– Ну так ты словами скажи, – настаивал Душило, – что за чудеса и какого свойства. И когда им срок настанет. А то ведь я подумаю, что темнишь ты, волхв.
Кудесник люто сверкнул на него очами, вот-вот начнет молнии метать. Потом простер длань в сторону реки и возгласил:
– Когда сойдет лед, перед всем народом перейду по воде Волхов! И тебя с собой возьму да на середине утоплю!
– Долгонько ждать, – разочарованно молвил храбр. – Вот если б скорее.
– Скорее только мыши в амбаре заводятся, – гневно произнес волхв. – Предвижу, купец, что и в твоем лабазе вместо товара скоро мыши обоснуются.
– Вот будет чудо из чудес, – усмехнулся Душило, развернулся и пошел сквозь толпу прочь.
Новгородцы снова принялись шуметь, как на вече.
Несда догнал храбра у главных ворот Детинца.
– Чего ты, Душило? – дернул его за плащ.
– А? – храбр очнулся от своих мыслей. – Да ну его. Не люблю я волхвов. Так зыркнет, что себя забудешь.
– А откуда он знает, что ты купец?
– Так я всякий день на Торгу. Вот и знает. А ты небось подумал, он и вправду все насквозь видит?
– От бесовского творения всякое бывает, – сказал Несда, – и от попущения Божьего. В книгах написано: в древние времена тоже случались великие чародеи и кудесы творили. И пророчествовали, и болезни исцеляли, и по воде будто ходили и иное прочее. При апостолах был Симон Волхв – знатный кудесник. По его волшебству псы человеческой речью говорили, а сам он оборачивался то старым, то молодым, и других в иной образ превращал. Что же тут удивительного, если и этот может?
– Не может, – отрубил Душило.
Однако охрану к лабазу все же выставил. Назначил сторожить ночью троих из подряженных Захарьей людей, проверил у них оружие и предупредил:
– Проспите чудеса, отдам вас волхву – пускай сотворит жертву лютому зверю коркодилу.