Нестор-летописец

Вечером, наполнив чрево медвежатиной с репой и двумя корчагами крепкой новгородской браги, храбр благодушествовал. Стащил с ног сапоги, хотел было растянуться на соломе, крытой шкурами, и вдруг замер. А через некоторое время стены невеликой жилой клети гостиного двора сотрясло от могучего хохота. Несда, листавший Псалтырь в углу на лавке, вздрогнул и загородил ладонью огарок свечи, едва не потухший от буйства храбра. В дверь клети сунулся холоп – узнать, что за страсть приключилась с хозяином и не надо ль принести чего ни то охладительного. Душило пальцем велел ему скрыться. Тыча в сапоги, он едва вымолвил сквозь бурные раскаты смеха:

– Хорошо, что я не сказал этому волховнику, из чьей шкуры они сделаны.

Потом, отдышавшись, спросил:

– Или надо было сказать?..

– Завтра скажи, – отмолвил Несда, даже не улыбнувшись. – Не волхву, а всему Новгороду скажи.

4.

Назавтра обоим стало не до сапог.

Впотьмах, задолго до рассвета, клеть наполнилась дробным стуком. Тарабанили снаружи в дверь, бессвязно кричали. Душило и Несда, подскочив одновременно, заметались в темноте. При этом отроку изрядно перепало тычков и затрещин – храбр спросонья не помнил, где дверь и искал ее во всех направлениях. Наконец запалили свечу, отодвинули засов. В клеть ввалился кметь-рядович, принес повинную голову. Позади него хлопал глазами челядин.

– Твоя воля, Душило, отдавай нас на съедение коркодилу.

– Чудеса проворонили?!!

То был даже не рев, а нечто вроде трубного гласа перед Страшным судом. Несда, не успев испугаться, решил, что сейчас обрушатся стены с потолком, и зажмурился. Кметь, прозывавшийся Слудом, не дрогнул, но на лице у него появилось мученическое выражение. Челядин убежал.

– Очей не сомкнули… Да леший знает, как оно все получилось!

Душило второпях натянул сапоги, влез в кожух и ринулся вон. Слуд, успев отпрыгнуть в сторону, пошел за ним.

В лабазных рядах было светло, как днем, от горящих огней. Два светильника воткнули в сугроб возле раскрытых настежь дверей, с остальными ходили меж рядов и даже залезли на кровлю. Вся нанятая Захарьей сторожа очутилась здесь и силилась решить загадку.

– Вот, – молвил Слуд, показывая храбру пустой лабаз.

– Это я и без тебя вижу, что вот, – горестно сказал Душило.

Весь товар, что был запасен для отвоза в Киев, исчез. На полу в слое трухи с писком копошились мыши. Одна серая тварь взобралась на Душилин сапог и стала осматривать с горки окрестности. Храбр, в задумчивости поглядев на нее, брезгливо тряхнул ногой. Мышь улетела в глубь лабаза.

– Удавлю.

– Кого? – дернулся кметь, тоже бывший в ночной стороже, по имени Страшко.

– Волхва проклятого. После того как он скормит вас троих своей зверюге.

– Без волхвования тут, вестимо, не обошлось, – убежденно заявил Слуд.

– Ты свою вину не уменьшай. Дело говори, – велел храбр.

– Дак… какое там дело, – развел руками кметь. – И рассказывать-то нечего. Будто полуночницы обморочили. Вроде не спали… а словно и не видали ничего, и не слыхали.

– Что ж эти полуночницы вам головы назад не посворачивали, как у них заведено?

– Да не полуночницы то были, – сказал Страшко, – а русалка.

– Ну да, самое время для русалок, по сугробам им шастать, – не поверил Душило и вдруг рявкнул: – А ну, как было, говори! Не то я тебя вместо коркодила сожру.

Страшко присел в испуге, втиснул голову в плечи.

– Русалка, вот те святой крест. – Он быстро перекрестился, нарисовав перед собой в воздухе нечто неразборчивое. – Глаза – во! – Кметь показал круги пальцами. – Волосы – во! – Стукнул ладонью по колену. – Красные!

– Рыжие, – угрюмо возразил Слуд.

– Зеленые, – заспорил третий кметь из ночной сторожи.

На него только посмотрели, а отвечать не стали.

– Сама белая, – продолжал Страшко, – и в одной исподней рубахе. А под рубахой то самое. Все видно.

– И чего? – набычился Душило.

– Ну… все. Не трогали мы ее. А как очухались – нет русалки. И лабаз отпертый стоит. А там вот.

– Сам вижу, что вот, – еще больше рассердился храбр и ткнул пальцем в Слуда. – Ты. Людей послали искать?

– Ищут, – кивнул тот на кметей, бродящих меж лабазных рядов.

– Да не тут искать надо! – совсем разгневался Душило. – По всему городу, по всем концам!

Тем временем незаметно подкралось утро, серенькое, неприветливое, сыплющее колючей крупкой. Несда, зябко кутаясь в зимнюю свиту, ходил по пятам за храбром, громко погоняющим кметей и холопов, и всех жалел – отца, Душила, провинившуюся сторожу. А больше того волхва, ибо не ведает, что творит. Да еще девица с красно-зелеными волосами волновала душу. Кто она – вправду наколдованная волхвом нечисть или живая девка, умеющая отводить другим глаза? А может, ведьма, баба-шептунья, ведающая разные зелья и заговоры для ворожбы и обмана добрых людей?

– Стой-ка, – сказал себе Душило и резко остановился. Повернулся к Несде. – Ты много книг прочел?

Несда пожал плечами – наверно, много.

– А написано ли где, что столько товару, на семь с лишним сотен гривен серебра, можно волхвованием переместить в иное место?

– Нет, – подумав, ответил Несда. – Писано только, что если имеешь веру с горчичное зерно, то можно и горы передвигать.