Нестор Махно

На рассвете Нестора позвали. Галина тоже поднялась, вышла в кухню. Там уже пылала печь и смачно пахло: жарились яйца с картошкой.

– Як ночувалось? – заботливо спросила хозяйка, такая же тонкая, кареглазая, как и жена Махно.

– Спасыби, добрэ, – Галина взяла деревянную ложку и попробовала еду. Она делала это постоянно, опасаясь, чтобы не отравили мужа. Останавливались в просторных хатах, где можно проводить совещания и при случае принимать гостей. А что на уме у зажиточных хозяев, кулаков – кто их разберет? После ранения Гаврюши Трояна охраной заправляет лысый дебелый Зиньковский, один вид которого нагоняет страх. Да не станет же Лев заглядывать в каждую кастрюлю, сковородку?

Наскоро поев, Нестор уехал. За селом погромыхивали пушки. Вроде опять Чаплинская группа наседает. Галина, тревожась, потопталась во дворе. Низинный туман висел на листьях груш, акаций, капало с крыши, добрый хозяин в такую погоду и собаку на улицу не выгонит. Какие они все-таки грубые, заполошные, мужики. Фу-у! Даже в школу неохота.

Учительница с тоской вспомнила, что никто же теперь и не ждет ее. Нет уроков. И детей нет, ни своих, ни чужих. Родной угол-то есть, но в Гуляй-Поле, где красные. Или Уже белые? Во карусель! Одно занятие и осталось – жестокая, но справедливая комиссия антимахновсккх дел. «Маму зовут жандармка, и я тоже», – подумала Галина, возвращаясь в хату.

Пока она нехотя ела, хозяйка крестилась на образа в углу. Оклад их взблескивал от печного пламени. А стены были белые, потолок тоже. На окнах кружевные занавески.

– Всэ сама, всэ сама! – сказала женщина и для убедительности протянула к гостье натруженные руки ладонями вверх. – Кажуть, кулак – то ворог, ксплутатор! А у нас же пятеро детей. Земли, конешно, багато и скот е. Та я ж сама и дою, и мэту, и варю, и рожаю. Хто ж ворог? Я?

Галина смотрела на нее с уважением. Политикам-мужикам, тому ж Нестору, Ленину, Врангелю, и в голову не приходит, что воюют с бабами. В украинской хате, как, наверно, и в русской избе, всё лежит на слабых женских плечах.

Послышался топот, шум во дворе. Резко открылась дверь, и, не входя, Лев Зиньковский прохрипел:

– Батько ранен!

Жена выскочила за порог и увидела с замирающим сердцем, что несут Нестора и еще кого-то. Она подбежала, не веря в несчастье, – заглянула в глаза мужу. Он, слава Богу, был в сознании, даже попытался улыбнуться, но серая щека дернулась с болью.

– А-а, но-ги, – с трудом выдохнул Батько, и Галина увидела весь в крови сапог. Ей враз стало дурно. Тут быстро пронесли мимо и Василия Куриленко, лихого кавалериста, с красным сапогом. «Если в колено – калеки!» – решила Галина, заходя в сени. Она уже привыкла, что мужа ни сабля, ни пуля, ни осколок не достают. Недавно водил в атаку трехтысячную конницу. И зачем, дурень, лезет вперед? Что, мало командиров? Еще и говорил, смеясь, как залетели во фланг, свинец свистит над ухом, фуражку показывал с дыркой. Жена ее заштопала. «Я заговоренный!» – хвастал. А теперь с палкой будет ковылять.

Раненых перевязывали. Они кряхтели, стонали. Доктор щупал ногу Нестора.

– А так… больно? Простите. А так?

Потом попросил жену в сени, зашептал:

– Кость раздроблена. Я… все, что мог. Но, Андреевна, срочно нужна операция, стерильные условия. Иначе… Сами понимаете… В город бы…

– Заражения не будет? – протрубил над ухом Зиньковский, тоже вышедший в сени.

– Ну что вы? Ручаюсь! – запротестовал врач. – Но повторяю: срочно оперировать. Обоих.

– Гляди! – предупредил начальник личной охраны Батьки.

Доктор поспешно собрал нехитрый инструмент.

– Скоро буду, – пообещал, уходя.

– Как же это случилось? – спросила Галина. В ее тоне Зиньковский уловил скрытую угрозу: дескать, что же ты, горе-охранник, не уберег их? А она не просто жена Нестора Ивановича – его глаза и уши в новой контрразведке!

– Выехали мы за село в тумане, – горячо зашептал Лев. – Батько с Куриленко возглавили бригаду кавалерии. Где-то недалеко находились красные. Разведка всю ночь их прощупывала. А они, падлы, вынырнули прямо под носом. Ни зги же! Ту-ту-ту слышим. Глядь, а Батько валится из седла. Я его подхватил. Хлопцы орут, что и Василий ранен. Кавалерия кинулась и порубала тех пулеметчиков.

– Что ж вы его не заслонили? – еще строже спросила Галина.

– Он же как ртуть, Андреевна! Был вот под рукой – и нет.

– Э-эх, телохранители. Гаврюша берёг. А вы! Где хирурга взять?

Зиньковский, лысый после тифа, высокий, плечистый, виновато сутулился.

– Ищите хоть под землей! – гневно велела Галина и пошла в хату.

Ни в этот день, однако, ни на следующий хирурга не нашли. Армия – почти двадцать тысяч штыков и сабель – уничтожила Чаплинскую группу и уходила подальше от красных и белых. Лев выяснил, что хорошая больница есть лишь в Старобельске, что севернее Луганска. Но городок заняли через пять дней после ранения Махно, и только тогда местные хирурги сделали операции Батьке и Василию. Ходить они, конечно, не могли, надолго выбыли из строя.