– Такого ще никто нэ пробував, – сказал Пивторак. – Ни Станислав – князь, ни татары, ни гэтьманы, ни цари. Цэ трудно, Батько. А для вас… зроблю. Хто скупаеться – нэ обижайтэсь. И сокола бэрить соби.
Рядом с Яковом переминался гнедой жеребец – загляденье!
– Это еще зачем? – удивился Махно. – Наоборот, я перед тобой в долгу.
– Та цэ нэ мий подарок – мэльныка. Помните? Гроши у його вкралы ваши хлопци. Вы йих пострилялы. У нас до-овго помнят, справедливость!
Нестор Иванович покачал головой и усмехнулся в усы.
– Что-то не так? – забеспокоился лоцман.
– Коню нет цены, и слова твои теплые, Яков. Спасибо! Да не привык я к подаркам. Ни от судьбы, ни от людей. Алеша! – подозвал он Марченко. – Ты первый кавалерист. Бери жар-птицу. Когда смогу ездить – вернешь.
В Терновке и затаборились, предварительно проверив берега. Был обнаружен и побит дивизион буденновцев. Пленные рассказали, что неделю тому они окружили отряд Чалого. Повстанцы отстреливались до последнего и все полегли, кроме атамана. Где он делся – неизвестно.
Утром Яков Пивторак повел войско на переправу. Лед был толстый. Но чтобы лошади, тачанки, пушки не провалились на подмывах, эти опасные места ночью укрепили сеном, соломой и тщательно залили водой. Так делали еще запорожские казаки.
Первым для пробы поехал Алексей Марченко на гнедом жеребце. Лоцман запротестовал, перекрестился и хотел сам рисковать, но Махно остудил его:
– Вдруг потонешь. Кто путь укажет?
– Хай будэ так, – согласился Пивторак. – Дэржить дистанцию!
Справа и слева на белой реке возвышались гранитные скалы. Идя рядом с тачанкой Батьки, Яков ласково называл их по именам, словно старых друзей:
– Оцэ бачытэ, Поляк. А то Курочка. Дальше Кобылка.
На правом берегу Нестор Иванович обнял проводника, и они трижды поцеловались. Рыбин уже этому не удивился. Без таких помощников, думалось, от их войска давно остались бы рожки да ножки.
Месяц гонялись мы за Махно, а существенных результатов не достигли. Состояние крайней раздраженности охватывало меня. В течение десяти дней войска фронта разгромили многотысячную регулярную армию Врангеля, а здесь те же части не могут справиться с какой-то бандитской шайкой. Нам было стыдно смотреть друг на друга, с трудом подходил я к аппарату, когда вызывал командующий.
Казалось, вот-вот Махно удастся поймать, но вместо победного рапорта поступали новые неприятные донесения.
С. Буденный. «Пройденный путь».
Выскочив на правобережье, повстанцы устремились на запад, в сторону Умани, по хорошо знакомым местам, где когда-то громили генерала Слащева. Куда он делся, жив ли, эмигрант?
1Нынче доставалось уже буденновцам, которые после Крыма отдыхали, мечтали скорее попасть домой. Махновцев они не опасались. Подумаешь, сбор блатных и шайка нищих! Припрём к первому же бугру и заколбасим! Так полагал и лихой начдив Пархоменко.Однако на совещании в штабе армии Буденный был вне себя:
– Знаменитые сабли, понимаешь, а ушами хлопаете! Гниду не можете поймать! Скакнула она к второй бригаде. И что же? – Семен Михайлович от возмущения даже не сдержал отрыжку. – Антимонии с подлецом развели, дипломаты… в три креста и полумесяца… Махно атаковал. Бригада засверкала пятками, потеряла всю артиллерию, обоз. А бандит вошел в Ново-Украинку. Под красным флагом. Военком-дура обрадовался. И что же? Выкосили целый полк! Советскую власть к черту разогнали! Это что за бардачина? – грозно спрашивал командарм.
– Не вожаки у нас, а вертозадые б…! – подпевал ему член реввоенсовета Ворошилов, с которым Семен Михайлович жил теперь семьями в конфискованном особняке.
– Я вцеплюсь в гада мертвой хваткой! – вызвался Пархоменко. На его груди поблескивали два ордена Красного Знамени. – От меня этот Махно не уйдет. Куда он сбежал? В звенигородские леса? Там ему и аминь!