Нестрашные сны (СИ)

Он как-то сказал, что узнал ее единственно по глазам — так не похожа Агата на свою мать и бабушку. Он сказал: лучше бы я вас тогда не узнал. Лучше бы я тогда вас… не… узнал.

Думаете, мне бы не было — лучше?

Агата закрыла глаза и начала отматывать время назад. Нанизывать минуты на новые колебания воздуха и заставлять исчезать вместе со стихающим звоном выбывающих из полночной музыки часов. Дни, недели, месяцы…

Я устал от вас.

Лучше бы я вас…

Лучше бы…

Лучше…

* * *

В тот день вместо очередной книжки она купила в «оптике» темно-коричневые линзы; правда, врач посоветовал не носить их постоянно. Агата внезапно решила начать новую жизнь, где она уже не будет прятаться за стеклами очков от всяких там Дьячко и иже с ними. Просто будет смотреть сквозь них своими новыми красивыми, спокойными и все видящими глазами. Ей почему-то вдруг показалось, что, меняя цвет глаз, она меняет и свою судьбу.

…Новый историк и вправду оказался очень молодым — особенно по сравнению с другими учителями школы. Весь в черном, с довольно длинными блестящими темными волосами, учитель небрежно бросил папку на стол и обвел класс серыми улыбающимся глазами. Агата едва не поправила очки, чтобы разглядеть его получше, но вспомнила, что теперь у нее контактные линзы, и опустила руку.

— Ой, мамочка моя! — услышала за спиной слабый голос Тани Дьячко.

— Здравствуйте, класс! — сказал учитель. У него был спокойный звучный голос.

Класс отозвался нестройным:

— Зра-асс…

— Меня зовут Игорь Келдыш. Я ваш преподаватель истории магии. Надеюсь, этот курс будет очень познавателен — для вас и для меня. Теперь — знакомство!

Он взял папку и, прислонившись бедром к первой парте, стал зачитывать фамилии. Агата так внимательно разглядывала его — непонятно, где она его видела раньше, такого ведь точно не забудешь! — что даже прозевала, когда назвали ее фамилию.

— Мортимер Агата.

Дьячко ткнула ее линейкой в спину, Агата подскочила, конечно, уронив при этом страшно хлопнувший учебник. Класс привычно захихикал. Агата, краснея, наклонилась, но Келдыш оказался быстрее — он уже поднимал книгу. Положил на угол стола, не сводя глаз с Агаты. Слегка нахмурился.

— Вы Мортимер?

— Да.

Крошечная пауза.

— Переехали сюда из столицы?

Агата моргнула. Наверно, она тоже кого-то ему напоминает.

— Нет. Я местная…

Ну почти. Первый год жизни ведь не считается?

Учитель смотрел на нее еще мгновение, потом сказал:

— Понятно. — И, повернувшись спиной, продолжил по списку: — Мур Екатерина.

— Я!

Сбитая с толку, Агата еще только собиралась садиться, как Келдыш отшвырнул в сторону классный журнал и обернулся. Агата и моргнуть не успела — так стремительно он оказался рядом. Цепко ухватил ее за подбородок. Глаза, гневные, растерянные — испуганные? — прямо напротив ее глаз.

— Зачем вы это делаете?! — требовательно спросил он.

— Ч-что? — выдавила Агата, а изумившийся класс уже исчезал, или это они летели вперед — назад? — пока не оказались вдвоем на гудящей Часовой площади. Лицо Келдыша словно мерцало: то проявлялось четко, то распадалось на крохотные фрагменты-квадратики, точно битые пиксели на экране. Но руки по-прежнему удерживали ее — сильные, мужские. Не отпускающие в прошлое в руки.

— Агата…

Над головой, в воздухе, раскачивался гигантский призрачный маятник. Такой же продолжал биться у нее в груди — ту-ук-ту-ук, бомм-бомм… Дома вокруг площади тоже мерцали в такт ее сердцу-маятнику. Сияли камни-булыжники мостовой: теперь было видно, что укладывали их не кое-как, а спиралью, которая заканчивалась (начиналась?) как раз под ее ногами. Как же он раньше не нашел этой самой «точки боя»? Столько подсказок…

А что он сам хотел изменить?

Можно было не спрашивать — и без того понятно. Вернуть все: живых родителей, беззаботную улыбку Лизы, город, не превратившийся в развалины… Не дать никому из семьи Мортимер разрушить свою жизнь.

Так почему сейчас он ее не отпускает?

Она уйдет и больше не будет ему и никому мешать. Обычная девчонка из провинциального городка. Таких просто пруд пруди — и городов и девушек. Никого не напрягает, никому не нужна… ни как наследница знаменитой магии, ни как переходящий приз во взрослой игре, ни как любопытный феномен… И всё у вас, Келдыш, будет хорошо и прекрасно.

…Да отпустите же меня!

— Куда-а?! Стоя-ять! — рычал ей в лицо бывший куратор, встряхивал, стискивал сильнее. Но она все равно ускользнет, исчезнет, растает, главное — успеть, пока часы добивают свою полуночную звенящую песню…

Келдыш словно услышал ее:

— Да когда же они заткнутся! А!..

…Наутро жители домов на Часовой площади обнаружат, что все их знаменитые часы сломаны: у каких-то под прямым углом или спиралью загнут маятник, у каких-то безнадежно треснуло стекло, а у некоторых стрелки просто сплавились в металлический комок. И все они остановились в полночь…

А сейчас Ловец, оскалившись, описал рукой круг — и стремительная огненная линия, словно консервный нож, вспорола циферблаты часов на площади. Взрывающиеся стекла, грохот, треск, шипение, вспышки, отражавшиеся в глазах Ловца, — как будто он вспыхнул изнутри сам.