Нестрашный мир

С утра нет электричества. Поскольку в восемь часов ещё темно и в палатах ничего не видно, нянечки не могут переодеть детей (время переодевания – с восьми до девяти). Они курят на крыльце и приветливо нас встречают: «А чего это вы пришли? Всё равно света нет!» Мы входим в волонтёрскую, и я сразу начинаю шарить в темноте в поисках фонаря. Наконец я нахожу на нижней полке шкафа свечной фонарь и коробку со свечками. Долго чиркаю спичкой, и вот фонарь зажигается. Таня приносит из санитарской две банки и ставит в них свечи. Фонарь остаётся освещать игровую, а мы берём банки и расходимся по группам. Иду по коридору, мой светильник отбрасывает на стены круглые тени. В тёмном кабинете медсестра при свете свечи раскладывает по коробочкам лекарства. Захожу в группу и с трудом различаю ряды кроватей. Наклоняюсь и вижу удивлённое Никитино лицо в круге желтого света. Никита тянется к светящейся банке. Ставлю банку на комод, нахожу стопки памперсов и начинаю переодевать ребят.

Потом мы с Таней хвастались, что можем надеть на ребёнка памперс, если не с закрытыми глазами, то…

Особый человек

Таня держит на руках Соню – крошечную девочку с огромной головой и всегда полуприкрытыми глазами. Соня не двигается, не видит, не улыбается. Я называю её Мадонной – за тонкие черты лица, высокий лоб, – она похожа на средневековую икону.

– Скажи, тебе не трудно видеть в таких, самых слабеньких, детях личности со своими мыслями, желаниями?

– Не трудно.

– Но ведь даже в обычном человеке иногда очень сложно увидеть личность, правда?

– Почему «даже»? Именно в обычном как раз и сложно. Он – обычный. А это (нежно смотрит на Соню) – особый человек.

Улыбка

Сегодня важный день: видела улыбку Лены. Таких дней за год было три.

Лене семнадцать лет. Нянечки называют её «аристократка» – за манеры. Все движения у неё медленные, плавные – как в замедленной съёмке. Ложку Лена держит двумя пальцами, зачерпывает по чуть-чуть, очень медленно несёт ко рту. В её лице столько спокойного достоинства, что мне всегда неловко за свою суетливость. Нянечки говорят, что отец Лены – дальнобойщик. Пока он ездил по дальним городам, за Леной присматривала бабушка – мама умерла, когда Лена была маленькая. Потом бабушка тоже умерла, и Лену стало не на кого оставить. Так она оказалась в детском доме. Нянечки Лену любят, часто с ней разговаривают, утром обязательно сажают в специальное кресло, дают ей кукол, когда просит. Просит так: берёт за руку и плавным, медленным, точным движением направляет в сторону игрушки.

– Что тебе? Куклу тебе? Опять будешь ей химическую завивку делать?

Лена берёт куклу и начинает накручивать кукольные волосы на палец.

Иногда она жестом просит дать все игрушки, стоящие на комоде, а потом сразу же по очереди отдаёт их обратно. Я думаю, это такой способ поговорить.

Итак, Лена берёт куклу, медленно поворачивает её в руках, находит лицо и пристально смотрит в кукольные глаза. Меня это зрелище завораживает. Лена будто полностью уходит в любимую вещь (хотя это не то слово, потому что игрушки для неё – одушевлённые) и делает её своей живой частью. Даже страшно забирать у Лены игрушки, когда это необходимо (например, перед обедом).

Первая улыбка Лены. Я взяла куклу и соорудила ей подгузник из салфетки. Кажется, Лену это насмешило. Улыбка у неё тоже медленная, неуверенная. На пару секунд приподнимается левый угол рта. Успей заметить.

Вторая улыбка была адресована большой и красивой книге с картинками. Можете представить себе, как Лена переворачивает страницы. Смотреть на это – всё равно что смотреть, как пересыпается песок в песочных часах.

Третья улыбка – особенная. В ней были и изумление, и восторг. Это когда я дала Лене новую куклу в пышном бальном платье. Правда, длилась улыбка не дольше обычного, но я успела разглядеть.

Потом Лена протянула руку и мягко, но решительно подтолкнула меня к двери. Я поняла её желание остаться с куклой наедине и вышла.

Окно

Про самое трудное.

Окно в конце коридора. Я смотрю на него, когда иду в свою группу, чтобы не заглядывать в открытые двери других групп. Там обязательно кто-то плачет, а мне надо идти в свою группу, потому что иначе я ничего не успею. Кристина, волонтёр из Германии, мне сказала: «А ты не думай о тех, с кем не успела сегодня побыть, думай о тех, с кем успела, иначе никакой радости не будет. Лучше уделить час одному ребёнку, но в этот час быть только с ним, ни на кого не отвлекаться, чем провести по две минуты с каждым, а в результате – ни с кем».

Это – теория окна.

А Фрау Келлер, специальный педагог из Швейцарии, говорит: «Не оставляйте детей ни с чем. Постарайтесь уделять каждому ребёнку хотя бы две минуты в день. Это мало, но важно для ребёнка. До конца дня он будет не просто лежать, а перебирать в памяти минуты, которые вы ему дали.

«Каждый получил кусочек арбуза или хотя бы зёрнышко с налипшей на него мякотью»[14].

Это – арбузная теория.

Если у меня не получается совмещать эти два подхода, я стараюсь их чередовать.

Ложка