– Ты знал о моих разногласиях с Рофокалем, касательно воли Свет Несущего, но присоединиться к Ордену тебе это не помешало. Избрав сторону заговорщиков, ты сделал свой выбор, и на этом наши пути расходятся. Несмотря на века сплочения, наши некогда единые ряды теперь занимают два разных фронта. С этих пор ты находишься на позиции нашего противника, и дальнейшее твоё присутствие среди нас безоговорочно исключено.
– Но… эти типы!.. – воскликнул Ярослав, напрочь забыв обо всём, что хотел сказать. – Я знаю, что они задумали, и не хочу больше в этом участвовать!
– Твоя натура заключается в том, что ты готов разрушить все устои, чтобы добиться того, что внезапно взбрело в твою голову, а после начинаешь жаждать иное, – бесприкословно гласил император. – Ты неизменен, непредсказуем в своих желаниях, и этим стал предсказуемым для меня. Полагаться на тебя так же безрассудно, как и верить в то, что когда-нибудь ты можешь оказаться полезным, и за всё время своего пребывания среди нас ты это доказал. У меня есть все основания закрыть глаза на сегодняшние твои сомнения, потому что завтра их сменят другие.
– Хватит!!!
Толкнув стол, Ярослав соскочил со своего места, и его кресло с грохотом опрокинулось.
– Хватит строить из себя вселенский разум! Ты и вся эта твоя устаревшая система…
– А ты рассчитывал построить другую, уничтожив свою семью ради власти?
– Что-что? – переспросил Александр. Заган поражённо взглянул на князя.
– Ярослав? Как же так?
Вера подняла глаза на брата и промолчала.
Ярослав в ужасе замотал головой.
– Я… я бы не стал! Я бы никогда…
– Предавшему однажды нет и не будет доверия, – заявил император.
– Но ведь… любой имеет право на ещё один шанс! На исправление, на…
– Имеет. Если проявляет хоть один признак своей небезнадёжности.
– Заткнись!!!
Ярослав с размаху ударил по столу, но таинственным образом тот даже не дёрнулся, и великий князь, разразившись яростным криком, схватился за ушибленную руку.
Император равнодушно наблюдал.
– Ты лишний раз подтвердил, что неисправим. Ты был уверен, что я прощу твои проступки, если ты признаешь, что вступление в Орден было твоей ошибкой, но этого оказалось мало. И очень быстро покладистый великий князь, наконец-то понявший свою вину, стал прежним бронелобым Ярославом, которому все что-то должны. Что и требовалось доказать.
Потерев ушибленное место, Ярослав взглянул на Веру, Александра и Загана, но все как один попрятали от него лица. Он ткнул пальцем в императора.
– Ты ещё пожалеешь об этом, когда они украдут у неё эту вещь! – И указал на Веру, затем на распятье.
– Не ты ли назначен исполнителем?
Безнадёжно. Владимир не желает ничего слушать и верить ему. Он никогда не верил в своего сына, и на этот раз Ярославу не на что и не на кого рассчитывать. Теперь он должен выкручиваться сам, а что будет дальше с этим крестом, городом Дит и всем этим миром – наплевать! Отныне каждый сам за себя.
– Владимир, мы ведь можем… – подала голос Сагрит, но император лишь поднял руку, и княгиня грустно отвела взгляд.
Проклиная свою наивность и упрямство императора, продолжая тыкать в него пальцем, Ярослав стал пятиться к двери.
– Ты пожалеешь, слышишь меня?! Ты пожалеешь!
– Да. Я слышу.
Униженный, взбешённый и подавленный беспомощностью великий князь умчался прочь.
Что больше всего вызывало у него это беспощадное отчаяние – изгнание, отречение от него семьи, или режущая глаза истина, он ещё не понимал. Или же не хотел понимать и продолжал придумывать новые проклятия в адрес императора, лишь бы только не задаваться этим вопросом.
Эпилог
Его темница пуста, сыра и морозна. Единственная дверь и ни одного окна – в подземельях дворца они не предусмотрены. Факел у тяжёлой двери медленно догорает. Скоро будет так темно, что он не сможет разглядеть даже своих рук. Здесь очень тесно. Небольшая коморка, от стены к стене разделённая решётчатой стеной и какие-то ящики по ту сторону. Теперь его нахождение олицетворяет и метафорическое положение – он запертый в клетке недобитый зверь.
Руслан сидел на каменном полу, прислонившись к стене спиной и затылком, и старался ни о чём не думать. Он сдался. К чёрту эту изначально бессмысленную борьбу против всего мира. К чёрту эту вещь, которая сделала его мизантропом, к чёрту живых, что всю его жизнь только и делают, что уничтожают его. И к чёрту этих мёртвых, из-за которых он переносил всё, что посылает сейчас к чёрту.
Его игра закончена. Как он вообще мог продолжать её, заведомо зная, кто ему противостоит? Как же это глупо и наивно – надеяться обыграть весь мир и обмануть судьбу. Ведь он и раньше это понимал, почему же осознаёт только сейчас, на пороге эшафота? Наверное, не столько боролся за свою порочную душу, сколько хотел доказать всем и самому себе, что вопреки общепринятым мнениям и понятиям всё-таки можно добиться того, что хочешь именно ты.