Несущий огонь

А Фризия? Спеша на юг, я пытался представить, сколь далеко простерлась рука пригвожденного Бога. Ходили слухи, что за морем есть еще народ, почитающий Тора и Одина. Подчас меня всерьез одолевали стремления отправиться в те края и основать там свою державу, стать повелителем моря на побережье серых вод. Но потерять Беббанбург? Отказаться от мечты? Никогда.

Перед выездом из Линдкольна я отрядил Берга и его спутников на север, в Эофервик. Вручая молодому норманну кошель с золотом, я еще раз повторил ему, чего хочу. Пусть его люди соскребут со щитов эмблему с волчьей головой, чтобы никто не узнал в них моих сторонников.

– Но мои щеки! – обеспокоился Берг. – Господин, я ведь ношу твой герб на лице!

– Едва ли это существенно, – ответил я, не желая лишний раз дразнить его из-за наколок, напоминавших скорее свиные рыла, чем свирепых волков, – этот риск можно принять.

– Как скажешь, господин, – отозвался Берг, все еще встревоженный.

– Прикрой лицо волосами, – предложил я.

– Отличная мысль! Но… – На его лице появился вдруг испуг.

– Что?

– Девушка! Дочка Оллы – ей это не покажется странным? Ну, моя прическа?

«Не страннее поросят на щеках», – подумал я, но снова сжалился над парнем.

– Девчонок такие мелочи не волнуют, – заверил я его. – Главное, не распространять слишком уж сильной вони. Насчет запахов женщины жуть как капризны. Ну, иди, – напутствовал я Берга. – Иди, купи для меня три корабля и жди в Эофервике, пока я тебя не найду.

Берг поскакал на север, а мы на юг, забрав с собой Брунульфа, отца Херефрита и Брайса. Брайсу и попу связали руки, а на шею накинули петлю, конец которой держал один из моих людей. Брайс большую часть пути только смотрел на нас со злобой, а вот отец Херефрит, сообразив, как много среди моих дружинников христиан, принялся обещать им кары пригвожденного Бога, если они его не отпустят.

– Дети ваши будут рождаться мертвыми! – ревел он в первый наш переход. – А жены сгниют словно падаль! Господь всемогущий проклянет вас. Кожа ваша покроется гнойными язвами, из задницы польется жидкий понос, а отростки иссохнут!

Он продолжал грозить до тех пор, пока я не придержал коня, поравнявшись с ним. Поп делал вид, что не замечает меня и глядел на дорогу перед собой. Гербрухт, добрый христианин, держал в руке конец веревки, накинутой на шею священнику.

– Господин, изо рта у него так и льется, – проворчал Гербрухт.

– Завидую я ему, – отозвался я.

– Завидуешь?

– Большинству из нас, чтобы испражниться, требуется стягивать штаны.

Гербрухт захохотал. Взгляд Херефрита стал еще злее.

– У тебя сколько зубов осталось? – спросил я у него и, как ожидал, не получил ответа. – Гербрухт, у тебя кле́щи есть?

– Конечно. – Фриз похлопал по седельной суме. У многих всадников имелись кле́щи на случай, если конь наполовину сорвет подкову.

– Иголка? – продолжал спрашивать я. – Нитка?

– У меня нет, господин. А вот у Годрика найдется и то и другое. И у Кеттила.

– Прекрасно! – Я глянул на Херефрита. – Если не закроешь свою поганую пасть, – сообщил я ему, – я возьму у Гербрухта клещи и выдерну все зубы, которые у тебя остались. А потом зашью тебе рот.

Я улыбнулся. Больше угроз не было.

Отец Степан выглядел подавленным. Я решил, что это из-за моей суровости, но когда мы удалились от негодующего отца Херефрита, молодой священник меня удивил.

– Лорд, у святой Аполлонии был зашит рот, – заявил он.

– Хочешь сказать, я хотел сделать из ублюдка святого?

– Не знаю, истинна ли та история, – продолжил Степан. – Есть мнение, что Аполлония потеряла все зубы. Но если они у тебя заболят, господин, следует помолиться ей.

– Учту.

– Но она не проповедовала подобно отцу Херефриту. И еще я не думаю, что он святой. – Степан перекрестился. – Наш Бог не жесток.

– А вот мне кажется иначе, – проворчал я.

– Жестоки иные из его проповедников. А это не то же самое.

У меня не было настроения вести теологический диспут.

– Скажи-ка, отец, – обратился я к нему. – Херефрит и в самом деле капеллан короля Эдуарда?

– Нет, господин. Он капеллан королевы Эльфлэд. Однако, – тут молодой священник пожал плечами, – разве это не одно и то же?

Я фыркнул. Западные саксы никогда не возвеличивали супругу короля, называя ее королевой. Не знаю как, но дочь Этельхельма удостоилась этого титула, наверняка по настоянию ее папочки.

– Не одно, – возразил я. – Если слухи насчет Эдуарда и Эльфлэд правдивы.

– Слухи, господин?

– Что супруги плохо ладят между собой. Даже не разговаривают друг с другом.

– Не знаю, – промямлил Степан, краснея. Он хотел дать понять, что не придает значения молве. – Во всяком браке бывают свои горести, разве не так?

– Но и удовольствия тоже, – поддразнил я.

– Хвала Господу!

Теплота в его голосе заставила меня улыбнуться.

– Так ты женат?

– Был. Всего несколько недель. Она умерла от горячки, но славная была женщина.