Несущий свет

Степа никак не реагировал, и Арцеулов поспешил добавить:

– Старик посоветовал нам разделить то, что получим, на две части…

– Ага, – кивнул Степа, – чтоб сохранней было… Обдурили тебя, интеллигент! Дом – пустой, я его за вечер весь облазил. Все вынесли. Только книжки валяются, да и те все оборванные – раскурили, чердынь… И ни души…

– Посмотрим. Скоро полночь. Степан, а почему вы не верите? После того, что с нами было!

– А что было? Или ты во все эти призраки веришь?

– А вы считаете, что все это – таинственные явления, объясняемые с научной точки зрения? – усмехнулся Арцеулов. – И Шекар-Гомп тоже? И собачки ваши?

– Они не мои! – Косухин говорил зло, и Ростиславу подумалось, что его приятель сам не верит своим словам. – Шекар-Гомп – это научный центр! А собаки – это, ну… опыты… Биология, язви его!.. И призраки – это всего лишь излучение… как его… некробиотическое…

– А Венцлав – старый большевик с дореволюционным стажем, – кивнул Арцеулов. – Степан, что они с вами сделали?

Косухин не ответил, но Ростиславу стало ясно: с красным командиром что-то не так. Правда, лунный свет обманул – внешность у Степы осталась такой, как раньше – он и не думал стареть. Но прежнего задиристого Косухина уже не было. Казалось, Степу лишили сил: он уже не наступал, агитируя за «чердынь-калуга, мировую революцию», а лишь устало отругивался, причем не своими, а явно чужими словами.

– Пора, – Арцеулов вновь щелкнул зажигалкой. Стрелки подбирались к двенадцати. – Оружие не прячьте…

– Да нет там никого! – Степа послушно достал маузер. – Ладно, раз уж приехали…

Тяжелая дверь со скрипом отворилась. В доме стояла мертвая тишина. Лунный свет падал на ободранные стены, обломки мебели на полу, на голые рамы, висевшие среди обрывков обоев. Прямо перед ними начинались широкие ступени мраморной лестницы.

– Это на второй этаж, – сообщил Косухин. – Пусто там…

И в то же мгновение появился свет: не серебристый отсвет луны – огонь был теплый, трепещущий, он шел откуда-то сверху, медленно приближаясь. Степа шумно вздохнул и поднял маузер.

– Спокойно… – Арцеулов щелкнул затвором карабина.

Свет становился ярче – горели свечи, и Ростислав успел сообразить, что тот, кто спускается к ним, наверняка несет с собой подсвечник. И тут блеснули огоньки – из темноты не спеша выплыла высокая фигура, державшая в руке большой старинный канделябр.

– Ах ты! – Косухин резко выдохнул. – Пусто ж было!..

Человек не спеша спускался. Теперь уже можно было хорошо рассмотреть его – худого старика в роскошном темном халате. Длинное, гладко выбритое лицо было спокойно и невозмутимо. Но – странное дело – в огромной прихожей, где отчетливо слышен любой звук, шаги неизвестного были неразличимы, словно он ступал по толстому ковру. Ростислав присмотрелся. То ли неровный отсвет свечей сыграл с ним шутку, то ли зрение пошаливало, но Арцеулову показалось, что ноги незнакомца ступают, не касаясь каменных ступеней…

Человек спустился по лестнице и медленно поднял канделябр, всматриваясь в лица гостей. Косухин не выдержал и кашлянул.

– Добрый вечер, сударь! – Арцеулов поздоровался самым спокойным тоном, словно завернул на огонек к давнему знакомому.

– Здрасьте! – добавил от себя Степа.

Худое старческое лицо оставалось невозмутимым. Короткий вежливый кивок – и незнакомец, медленно повернувшись, вновь ступил на лестницу.

– Эй, товарищ! – позвал Степа, но старик уже перешагнул через ступеньки. Шел он ровно, плавно и как-то неестественно. Присмотревшись, Арцеулов понял: ноги ступали твердо, но чуть-чуть не доставали до ступеней, словно незнакомец шел по какой-то другой лестнице, не видимой глазу.

– За ним! – рассуждать было некогда. Их встретили – и скоро все должно было разъясниться.

Старик поднимался по лестнице по прежнему молча. Канделябр ровно горел в его руке, пламя свечей стояло неподвижно, словно не чувствуя движения воздуха.

Косухин думал о другом. Похоже, появление незнакомца в пустом доме до сих пор смущало его.

– Все ж осмотрел! – вздохнул он и неуверенно прибавил: – Стало быть, через черный ход… Да откуда – пусто же кругом!

Арцеулов вспомнил о разоренном склепе, застывшем в холодных лунных лучах, но промолчал.

Второй этаж был темен. Лестница выходила в коридор, и черноту прогонял лишь неровный огонь свечей. Здесь также все было разбито, обои лохмотьями свисали со стен, но несколько картин – старинных, потемневших от времени портретов – все еще смотрели из позолоченных рам. Ростислав вспомнил свой сон – и стало не по себе…

Высокая фигура двигалась беззвучно, ровно светил огонь свечей, и казалось, коридор никогда не кончится. Но вот, не доходя нескольких метров до высоких белых дверей в торце прохода, провожатый остановился и шагнул налево.

– Библиотека там, – шепнул всезнающий Степа. – А направо – кабинет…

Двери были сорваны. На полу желтели страницы разорванных книг, но большинство полок и шкафов были пусты. То, что собирали хозяева усадьбы долгие десятилетия, пропало навсегда. Ростислав скрипнул зубами: он так и не смог привыкнуть к таким картинам. Впрочем, могло быть и хуже – здесь хоть стены уцелели.