Несущий свет

– Не лизь куды не треба! Не твоя цэ справа. Смерть йому будэ вид людськойи рукы… Або вид того, кого вночи называты не можна. Тому пекло – дим ридный…

Арцеулов не поверил. В «пэкло» после нескольких лет Германской и Смуты вообще не очень верилось. Ад он увидел на земле. Но, похоже, излучение Красного Рубина и в самом деле отпугивало всякую нежить. Что ж, значит краснопузому хоть в чем-то повезло.

– Годи про цэ! – подытожил старшой. – Пану Ростиславу нэ варто слухаты ци дурни балачкы… Краще, Тымко, заспивай нам. Воно й вэсэлишэ будэ – швидше нич скинчиться…

Тымко – вероятно, Тимофей – согласно кивнул и спустился вниз, к лошадям. Через минуту он вернулся, неся странный инструмент, чем-то напоминающий лютню.

– Позвольте, господа! – заинтересовался Ростислав. – Это, по-моему, бандура?

– Ни, панэ, – усмехнулся Тымко. – Бандуру я й нэ бачыв. Це – кобыз турецький. У Трабзони узяв…

Арцеулов удивился, как мог попасть молодой хлопец в Трабзон, но память подсказала: в 1916-м Кавказский фронт занял Восточную Анатолию. Вероятно, Тымко воевал где-то в войсках Николая Николаевича Юденича…

– Так, добрэ було в Трабзони! – кивнул другой хлопец, чуть постарше.

– Повни «чайкы» здобычи набралы! Лэдь не потоплы!

Арцеулов не понял, еще раз пожалев, что не знает малороссийского наречия. Может быть, «чайками» называют десантные корабли Черноморского флота…

– Грай, Тымко, – распорядился бунчужный. – Вин добрэ грае, – обернулся он к Арцеулову. – Пан зацный и мосцный звык до иншойи музыкы, але хай послуха й нашу…

– С удовольствием, – Ростислав поудобнее пристроился у костра, сообразив, что «кобыз» и малороссийская «кобза», наверно, похожи. Арцеулов много читал об украинской экзотике – слепых кобзарях, – но никогда их не слышал. Правда, Тымко ничуть не походил на несчастных «старцев», скитавшихся от села к селу. Молодой парень, с красивым смуглым лицом, с крепкими руками, привыкшими скорее к сабле, а не к беззащитным струнам…

Пальцы легли на деку. Наступило молчание, и вот тишину нарушил первый звук. Казалось, зашумело море. Пальцы осторожно перебирали струны, и Арцеулову вдруг стало казаться, что он слышит морской прибой, завывание ветра в корабельных снастях и видит низко сидящие в волнах черные лодки под белыми парусами. И тут он, наконец, вспомнил, что такое «чайки»… Музыка крепла. Казалось, волны вскипают и обрушиваются на тех, кто плывет на черных лодьях к далекому Трабзону…

И тут музыка стала другой – тихой, спокойной, словно ночной летний ветер. Тымко запел. Голос оказался неожиданно низкий, совсем не такой, каким он только что рассказывал о своем «кобызе». Вначале Ростислав плохо разбирал слова – малороссийское наречие с трудом давалось ему – но затем он освоился и стал слушать внимательно.

Тымко пел о степи. О покрытом ковылем просторе, протянувшемся от Дуная до Кавказских гор вдоль Черного Змеиного моря. В степи шумел ковыль, гулял ветер и мертвым бесконечным сном спали под высокими могилами забытые богатыри…

Голос певца внезапно стал резким и жестким. Смерть пришла с юга – от желтых перекопских песков. Быстрые, как смерч, всадники мчались от Змеиного моря, сжигая хаты и уводя уцелевших в далекий полон. Черные волны моря рассекали острые носы чужеземных галер, на которых стонали прикованные к веслам невольники. А с запада, от болот Полесья, надвигалась новая беда – пышноусые паны на кровных конях занимали город за городом. Черные вороны – латинские ксендзы – закрывали Божьи церкви, уничтожая дедовскую веру…

…И тут голос окреп. Не все погибли, не все покорились. Среди плавней великой реки, на маленьком острове, собрались последние рыцари этой земли. Без доспехов и пушек – с одними саблями выходили они на бой, защищая свой народ и свою веру. Один за другим гинули они, порубанные, застреленные, повешенные за ребро и посаженные на «пали». Но на смену приходили новые, и вот уже вырастала среди плавней рыцарская столица, где собиралось могучее войско, где рыцари держали совет и ковали оружие. И жили они там под Божьим законом, и была между ними великая правда, и великое равенство…

И вот объявился могучий вождь, новый Моисей, который вывел войско из плавней в широкую степь и воззвал к оставшиеся в живых, призывая восстать и окропить вражьей кровью поруганную землю. И восстал народ, засвистали сабли, загремели пушки – и покатились вражьи полчища за ковыльные степи, за полесские болота. Над освященной кровью землей засияло солнце великой свободы, и восстал на берегах могучей реки Новый Иерусалим – град Божий, сердце воскресшего народа…

Голос певца дрогнул. Затмилось солнце, надвинулись со всех сторон черные тучи. Умер великий вождь, у его гроба рассорились славные рыцари, и началась между ними рознь. Послали они за подмогой к вчерашним врагам, вновь полилась кровь – и гибель, руина, пришли на несчастную землю. Погас свет Иерусалима, и над страной был слышен свист сабель и вороний грай…