Несущий свет

Действительно, Арцеулов держался из последних сил. Глаза еще видели, но сознание отказывалось фиксировать происходящее. Перед ним оказался коридор, ярко освещенный, но не факелами, а странными чадящими лампами. Доспехи на стенах, застывшие слуги в пышных ливреях… Наверно, его шатнуло, потому что кто-то подхватил его под локти и, вежливо поддерживая, повел куда-то вперед.

– Сначала выспитесь, – донесся повелительный, но с оттенком явного сочувствия голос хозяина. – Но все-таки советую что-нибудь поесть… Спокойной ночи, сеньор Ростислав…

Его перевели через порог. Ростислав еще успел заметить пышный балдахин, завешанные гобеленами стены – и тут пол стал уходить из-под ног. Он почувствовал что-то мягкое под щекой, вздохнул – и провалился в глубокое, темное беспамятство…

…Снов не было, но Ростислав знал, что спит. Казалось, это длится вечность, он даже успел испугаться, что не сумеет проснуться. Но вечность все же кончилась. Разбудил голод странное ощущение пустоты во всем теле и ноющая боль под сердцем…

В первую же секунду Арцеулов сообразил: кое-что изменилось. Как ни вымотали его последние дни, память все же работала. Он хорошо помнил, что упал на кровать, как был – в мокрой грязной шинели и сапогах. Но теперь на нем не было ничего, кроме ночной шелковой рубашки и странного колпака на голове. Вокруг стояла тьма. Он удивился, затем испугался, и лишь потом сообразил. Балдахин, накрывавший кровать, словно шатер! Стало весело и немного неловко. Значит, так жили – вернее, живут – господа благородные рыцари! Что ж, удобно. То-то бы высказался краснопузый Степа!

Ему даже не дали самому умыться. Молчаливые слуги принесли серебряный подали широкие, с вышивкой полотенца, а затем облачили – иного слова Арцеулов подобрать не мог – в нечто странное: рубашка с широкими рукавами, штаны, похожие на шаровары, пояс, узкие, с длинными носами башмаки. Все это – цветное, шитое чем-то блестящим. Чувство неловкости усилилось, и Арцеулов вновь вспомнил непримиримого Степу.

Завтрак принесли в комнату – и тоже на серебряном подносе. Впрочем, ни поднос, ни даже сами блюда его не интересовали. Ростислав глотал все подряд, запивая чем-то теплым, пахнущим мускусом, из тяжелого серебряного кубка. Жизнь брала свое: к нему возвращались силы, а вместе с ними – любопытство…

Братьев он нашел в большом зале – круглом, с огромным пылающим камином. Каменный пол был устлан коврами, такие же ковры висели на стенах. Чезаре ди Гуаско сидел в глубоком кресле, просматривая обширный манускрипт в тяжелом кожаном переплете. Гонзальво, пристроившись на небольшой скамейке, рассеяно перебирал струны испанской гитары.

– Отдохнули, сеньор? – поинтересовался хозяин после долгих и учтивых приветствий. – Что ж, присаживайтесь, поговорим…

Он отложил книгу и кивнул гостю на пустующее кресло рядом с камином. Младший брат, отставив инструмент, подсел поближе.

– Я расскажу, что было со мной, – начал Ростислав. – Если, конечно, вам это интересно, господа…

Казалось странным рассказывать о гибели Белого Крыма двум рыцарям в роскошном зале средневекового замка. Но его слушали очень внимательно. Глаза младшего брата не отрывались от Ростислава, на красивом лице застыло удивление. Чезаре слушал чуть отвернувшись, губы были сжаты, темные глаза смотрели холодно и, казалось, равнодушно…

– Как жаль, что столько доблестных рыцарей нашли свою смерть от руки взбунтовавшегося мужичья! – сочувственно заметил младший, когда рассказ был закончен. – Поистине, дорогой сеньор, меня терзает печаль, что гибнут благородные обычаи, когда лишь достойным дозволено носить оружие…

– Ты забыл Геную, брат, – покачал головой Гуаско-старший. – Забыл Сьену, Флоренцию и Милан. На нашей родине мужичье давно уже взялось за колья и косы. Рыцарство погибло, и погибло навсегда… Сочувствую, сеньор Ростислав. Я знаю, что такое терпеть поражение, терять родной дом и родную страну. Я перевешал целые толпы мужичья, но не считаю себя в расчете. Даже если обставить виселицами дорогу отсюда до Кафы, этого будет мало…

Арцеулов вздрогнул. Еще совсем недавно он рассуждал так же. Стрелять, колоть, резать – устилать трупами краснопузых всю Россию…

– Это не поможет, – с трудом выговорил он. – Сумасшедших надо лечить. Карать надо тех, кто свел их с ума…

– Вы – философ, сеньор, – жестоко усмехнулся Чезаре. – Я предпочел иное. Здесь, по крайней мере, мне не грозит ярость хамов… Ну что ж, на правах хозяина я обязан предложить вам погостить – и, признаться, буду рад, если вы останетесь. Но вынужден предупредить: это не так просто…

Арцеулов удивился. Какие неприятности он может доставить своим странным хозяевам?

– Сеньор Ростислав не понял тебя, – заметил Гонзальво. – Объясни ему, брат.

– Да, конечно… Войти в этот замок легко – вместе со мной, и невозможно – без меня или моего брата. Вы называете это маскировкой, сеньор. Трибунал святейшей инквизиции назвал бы это иначе, но дело не в словах. Итак, вместе со мной вам было легко войти. Но выйти – дело другое…