Несвятые святые женщины

– Дай, соседушка, я починю сарафан твоей дочке, да и тебе заодно рубахи постираю! – сказала однажды Сорочиха Михаилу. – Ведь ваше дело одинокое, сиротское. Никто за вами не присмотрит!

Лукавая баба… В следующий раз она привела к себе Катю, накормила ее пышками и насыпала ей целый передник конфет. Катюша, добрая девочка, за все говорила Сорочихе спасибо, но ей не нравились Сорочихины серые глазки, маленькие, словно испуганные мыши…

Так Сорочиха при каждом удобном случае попадалась Михаилу на глаза, как назойливая муха. И он стал думать, что хорошо было бы, если б он женился на своей соседке. «И для меня сподручно, и для Катюши хорошо! Ведь тяжело девочке расти без матери!» – думал он. Он, конечно, не полюбит Сорочиху, как покойную жену, просто ему в доме нужна была помощница, которая за всем присмотрела бы, накормила и обшила их с Катей.

Однажды вечером он сидел на завалинке у Сорочихиной хаты и покуривал трубку. За последнее время он часто сидел тут. Катя в этот момент играла с ребятишками, не чувствуя, что сейчас решается ее участь. Задумчиво смотрел Михаил на заходившее солнце.

– Знаешь что? – вдруг сказал он, обращаясь к Сорочихе. – Ты без мужа, а я без жены. Отдай свою хатку внаем, а сама перебирайся ко мне в хозяйки! Будем вместе век вековать…

Сорочиха будто бы растерялась от неожиданности и рот разинула, а на самом деле обрадовалась:

– А соседи что скажут? – затянула она.

– Что такое скажут? – успокаивал он ее.

– Сам, поди, знаешь, как дети с мачехой обращаются, – сказала она. – Про мачеху и в старых песнях плохо поют.

Но Михаил продолжал ее уговаривать. Наконец Сорочиха расплакалась и ушла к себе в хату. На следующий день они ударили по рукам, а через месяц сыграли свадьбу.

– Катя, вот тебе мамка! – весело сказал дочери Михаил, вернувшись с венчания.

– Нет! – грустно сказала девочка. – Нет у меня мамы! Маму землей засыпали и крест ей на могилке поставили. А это не мама, это Сорочиха!

– Глупая еще, – как бы извиняясь за дочь, пробормотал Михаил и нахмурился.

Первые три месяца дело еще шло ни шатко ни валко, а затем Сорочиха стала понемногу показывать себя отцу и дочери в настоящем свете… У добрых людей, глядишь, и печь истоплена, бабы делом занимаются, а наша Сорочиха еще спит, а если не спит, то лежит и потягивается. Встанет, наконец, поднимется с охами да вздохами, затопит кое-как печку, а сама уйдет на улицу и целыми часами с кумушками болтает. Оттого-то щи у нее перевариваются, хлеб сгорает, все-то у нее недосол или пересол. А ей и горюшка мало. Ей только бы из избы увернуться – гуляет себе да песенки распевает. В избе до самого вечера ничего не прибрано. Заворчит, бывало, Михаил на жену, а та ему сто слов в ответ.

– Не разорваться мне на вас двоих! Сидите и так! – крикнет, бывало, Сорочиха, так что окна задребезжат.

Михаил, как человек уступчивый, с мягким характером, не мог сладить с Сорочихой. Она была женщиной упрямой, всегда настаивала на своем. Хорошо жилось Михаилу с доброй, работящей Настей, а теперь ему горько пришлось.

А Катюшка уже много раз плакала украдкой. За обедом кусок послаще Сорочиха брала себе, а девочке оставляла объедки. Она все время шпыняла ее. Наконец дошло до того, что Сорочиха стала бить Катю. Сиротка часто ходила босая и непричесанная. Сама она еще не умела заплести косу, а идти к мачехе боялась. Та половину волос гребнем выдерет, а если Катюшка заплачет, то ей еще и подзатыльник попадет.

У мачехи все платки цветные, сарафаны новые, а у падчерицы последняя рубашонка с плеч валится. А Михаил или не замечал этого, или делал вид, что не замечает… Вот так невесело они жили до того самого вечера, о котором я хочу рассказать.

* * *

Однажды осенью Михаил уехал на два дня в лес рубить дрова. Мачеха с утра ушла в гости. Печь была нетоплена, хата промерзла. Катюшка пошла погреться к старушке соседке. Та сжалилась над девочкой.

– Не хочешь поесть? – спросила она ее.

– Хочу, бабушка, – ответила девочка и смутилась.

Старушка отрезала ей ломоть хлеба и подала чашку кислого молока. Катя с жадностью стала есть.

– Вот, дитятко, без матери-то как! Худое это дело, – сказала, вздохнув, старушка.

«Что бы сказала мама, если бы увидела меня теперь, как мы живем?» – подумала Катя. И так ей стало вдруг горько, чуть она чуть не расплакалась. Губы у нее задрожали, слезы подступили к горлу. Она поблагодарила старушку и поскорее ушла домой…

Вечером Сорочиха привела к себе гостей, и поднялся дым коромыслом. Пошла игра на гармошке, на балалайке, песни, пляска, гам – хоть уши затыкай! Сама Сорочиха визжала пуще всех и отплясывала так, что трещали половицы. Катюшка, лежа на печи, грустно смотрела на это веселье.

На следующий день мачеха снова с утра ушла в гости. Кате стало стыдно опять идти к старушке. Она весь день просидела дома голодной. Девочка легла спать, но и уснуть не смогла. Как только она закрывала глаза, ей представлялись вкусные пирожки… Сорочиха вернулась домой поздно ночью. Она была навеселе, и от нее сильно пахло самогонкой. Лицо ее раскраснелось, волосы растрепались, платок сбился в сторону.