Несвятые святые женщины

– Ха-ха-ха! – расхохоталась она, стоя посреди избы и бессвязно рассуждая о чем-то сама с собой.

Наконец она повалилась на лавку и стала укладываться спать, а сама что-то ворчала себе под нос. В таком виде Катя еще ни разу ее не видела. Она боялась подойти к мачехе, но не выдержала: ведь голод-то не тетка.

– Я хочу есть! – вполголоса сказала девочка.

– Только бы тебе есть! Иди спи! – прошипела Сорочиха.

– Мне бы хоть кусочек хлебца! – робко продолжала Катя.

– Сказано – спи! До утра не умрешь, небось, – пробурчала мачеха.

Тут Катя не выдержала и заплакала:

– Мама, милая! Тятя, голубчик! – бормотала она, уткнувшись лицом в подушку и горько всхлипывая.

– Что?! Отцу на меня жаловаться! Так я тебе покажу! – зарычала мачеха, поднимаясь с лавки.

Пошатываясь, она подошла к Кате, схватила ее за плечо и потащила вон из избы.

– Убирайся! Пошла вон, змееныш! – крикнула она с яростью.

Сорочиха протащила ее через сенцы и, вытолкнув на крыльцо, захлопнула за ней дверь и заперла на защелку. И Катя в одном легоньком сарафанчике, с головой, покрытой лишь распущенными волосами, босая, очутилась на улице. Темная осенняя ночь стояла над деревней. Холодный порывистый ветер дул ей в лицо. В избах огни были погашены…

Катя спустилась с крылечка и еще раз оглянулась на свою хату. Может, мачеха смилуется, придет в себя, вернет ее. Не тут-то было! Как собачонку, вышвырнула ее из родного отцовского дома!

Вздрагивая и ежась от холода в своем жалком сарафанчике, Катюша пошла по улице. Стучаться под окнами она побоялась. Ее станут расспрашивать, за что ее выгнала мачеха. Вдруг ей послышалось, что во дворе одной хатки стукнули ворота. «Значит, еще не спят. Попытаюсь!» – подумала она и, подойдя к домику, заглянула в оконце. Темно в хатке – ни звука. Катя постучала в стекло – тишина. Тогда девочка пошла дальше. А ветер с неистовым воем проносился над деревьями, над головой бедной Кати. Она не знала, что ей делать, куда идти. Вот перед ней возник храм, за ним был погост. Не боясь ни могил, ни мертвецов, Катя пошла туда. Здесь она часто играла с ребятами. Девочка нашла знакомую могилу, присела около нее на землю и припала к ней головой.

– Мама! Милая мама! Никто без тебя не покормит меня, никто за меня не заступится! – зарыдала она…

Позднее раскаяние

Однажды зимней ночью сельский священник возвращался домой. Его путь лежал через кладбище, и, проходя по нему, он задумчиво остановился перед могилой своего сына, которого недавно похоронил. Вдруг он услышал стон. Обернувшись, батюшка увидел женщину, склонившуюся над двумя могилами. Она плакала горькими слезами.

– Зачем ты пришла сюда в такую позднюю и ненастную пору? – спросил ее священник. – О чем ты так горько плачешь?

– Ах, – ответила женщина, – мой муж, напившись, выгнал меня из дома, и это случается не в первый раз! А здесь погребены мои родители. Я их не послушала, а они не хотели, чтобы я выходила замуж за этого человека. Теперь я пожинаю горькие плоды моего непослушания!

«Живу – и слава Богу!»

Когда у Насти умерла мать, ей было двенадцать лет. На нее легли все заботы по воспитанию младших сестер и годовалого брата. Она поддерживала порядок в избе, нянчилась с маленькими сестрами и с братишкой, готовила обед, пекла хлеб, доила корову. Отец помогал ей только месить тесто и колоть дрова – на это ее сил еще не хватало. Зато и Настя иногда помогала отцу: летом ходила на поле с граблями и серпом, а зимой ездила с ним в лес за дровами. Девочка также научилась шить: ей пришлось обшивать всю семью…

– Какие стежки-то у меня кривые сначала выходили! – говорила она мне, вспоминая свое трудное детство. – Иной раз палец до крови наколешь, а ничего не поделаешь. Зимними вечерами, бывало, как ребят уложу спать, а отец на печь завалится, я зажгу лучину, сяду поближе к печке, чтобы теплее было, и начинаю шить.

Иной раз далеко за полночь сидела Настя над своим шитьем. И спать ей иной раз захочется, а как подумает она о ребятах, весь сон проходит. Днем-то работать ей было некогда. То она по хозяйству, то с ребятишками. А ночью никто не мешает. Вот и сидит: надо же было ребятишек одеть, не голыми же им ползать!

В те годы, когда барские дети еще игрушками забавляются, Настя уже была хозяйкой, много у нее было забот и редко ей удавалось погулять с подружками.

– Настя, беги сюда, поиграем! – звали ее, бывало, на улицу.

А ей некогда: то сестренки ссорятся, нужно их помирить; то маленький братишка кричит во все горло, есть просит, а там еще тарелки не перемыты; то, глядишь, отец с работы вернется – попросит его покормить.

Весь день Настя в работе – с утра до ночи, только иногда в праздник, если денек хороший выдастся, выведет она сестер на улицу, посадит братишку у избы на завалинку, а сама с девочками побегает, поиграет, песенки попоет… Так в трудах прожила Настя свои детские годы.