Нет Адама в раю

На следующее утро доктор Бенджамин Саутуорт был в доме Бержеронов уже в десять. Моника увидела его машину, едва та появилась из-за угла. Неудивительно, поскольку Моника стояла перед окном гостиной и караулила, одетая в пальто, с той минуты, как Анжелика ушла в школу. Заметив машину, Моника опрометью выскочила на улицу, слетела с крыльца и побежала по тротуару, делая вид, что не замечает доктора, который вылезал из машины.

— Моника! — крикнул он ей вслед. — Постой, Моника!

Она остановилась, обернулась и бросилась к нему.

— О Боже, скорее! — истерически выкрикнула она. — Я как раз собиралась бежать за вами. Мне кажется, он умирает, доктор. Вся комната в крови!

Доктор Саутуорт молча отодвинул ее и поспешил в дом. Несколько минут спустя, держа пальцы на запястье Армана, он повернулся к ней и произнес:

— Сходи в школу и приведи Анжелику. Он уже без сознания и, боюсь, оно к нему уже не вернется.

— О Господи! — всплеснула руками Моника.

— Поспеши за Анжеликой, если хочешь, чтобы она успела взглянуть на отца в последний раз, прежде чем он умрет!

Моника бежала, пока не завернула за угол, после чего не торопясь зашагала к школе. Она долго и путано объяснялась с учительницей Анжелики английский у Моники хромал на обе ноги, да и акцент был ужасный. Наконец мисс Планктон отправила Монику в коридор и вызвала из класса Анжелику.

Девочка вышла пунцовая от стыда. Ее мать была единственной женщиной во всем городке, которая не умела как следует говорить по-английски. Моника быстро заговорила с Анжеликой на французском.

— Мне нужно уйти домой, мисс Планктон, — сказала Анжелика. — Мой папа очень сильно болен, ему совсем плохо.

Мисс Планктон тут же сочувственно захлопотала, помогая Анжелике застегнуть пальто и ботики, в то время как Моника стояла беспомощная, ломая руки.

Бедная, несчастная женщина, подумала учительница, глаядя вслед матери с дочкой. Бедная миссис Бержерон. Сколько ей пришлось вынести.

Моника крепко держала Анжелику за руку, не давая девочке бежать, но Анжелика все-таки вырвалась и побежала вперед.

— Папа, папочка! — закричала девочка, влетев в спальню.

Она подскочила к кровати и, если бы доктор Саутуорт не удержал ее, бросилась бы прямо на неподвижное тело отца.

— Тише, малышка, — ласково произнес он, держа Анжелику за плечи. — Не надо шуметь.

— Как он, доктор? — спросила Моника.

— Он еще дышит.

— Сколько еще?

— Трудно сказать. Час или даже меньше. Или чуть больше. Он слишком упрям, чтобы уйти быстро. Ты бы пошла лучше и отдохнула, Моника. Я позову тебя.

— Нет, — покачала головой Моника. — Я останусь с ним. А вам ведь нужно еще посетить других больных.

— Срочных случаев у меня нет, — ответил доктор. — Арман мой друг. Я останусь с ним.

— Но вам не нужно… — начала было Моника, но осеклась.

Доктор холодно посмотрел на нее, потом отвернулся и снова взял Армана за запястье.

— Иди и приляг где-нибудь, Моника. Я побуду с ним.

Когда Моника вышла из спальни, он вздохнул с облегчением. Он говорил по-французски несравненно лучше, чем Моника по-английски, но французский оставался для него чужим, поэтому разговоры с Моникой всегда утомляли доктора. Он сел в кресло рядом с кроватью Армана, а Анжелику усадил на колени.

— Не плачь, маленький ангел, — сказал он. — Не плачь, мое солнышко. Видишь, папа просто спит.

А что я могу еще сказать, черт побери, гневно подумал доктор Саутуорт. И что мне сказать ей, когда он умрет? Не плачь, Анжелика. Папочка не умер. Он только улетел на далекую звезду. О Господи!

Он поправил белокурые локоны Анжелики и пожалел, что не может сейчас выпить. Все, что угодно, только бы покрепче. Можно даже без льда и содовой.

Моника прилегла на кровать в своей комнатенке у кухни, но знала, что уснуть не сможет. Подождав несколько минут и, убедившись, что врач спускаться не собирается, она встала и села на стул у окна. Снова повалил снег. Моника долго, целую вечность следила за крупными белыми хлопьями, потом опустила взгляд на свои руки. Ужасные руки — красные и растрескавшиеся от ветра и стужи, хлорки и мыла. Безобразные руки.

Пора мне уже начать заботиться и о себе, подумала Моника.

Она встала, подошла к шифоньеру, порылась в верхнем ящичке, нашла маникюрный набор и присела снова. Подрезая ноготь, она принялась тихо напевать под нос.

Глава третья

Моника Монтамбо появилась на свет в Монреале, став первым ребенком у Туссена и Клодетты Монтамбо, которые вообще-то не хотели заводить детей. Причин тому было много, но главная состояла в том, что Туссен приходился Клодетте троюродным братом. К тому же работа людей его профессии — а Туссен был кузнецом, — оплачивалась не слишком щедро, но в довершение всего, Клотильда, слабая от рождения, не отличалась здоровьем и в последующие годы. Хотя в глазах других канадских французов все эти причины, за исключением разве что первой, особого значения не имели, для молодых Монтамбо они были ох, как важны.