— Что за чертовщина! — невольно вырвалось у Армана. Не веря своим глазам он уставился на распростертую на крыльце дочь. — Что случилось?
Он подхватил ее на руки.
— Я умираю, папочка, — пролепетала сквозь слезы Анжелика.
— Дьявольщина! — прохрипел доктор Саутуорт.
Но Анжелика его не слышала. Она обхватила ручонками папину шею и прижалась к его теплой щеке. Раз ей суждено умереть, она умрет в отцовских объятиях.
— Не бойся, малышка, ты не умираешь, — сказал доктор Саутуорт.
Мужчины обмыли девочку, а потом доктор Саутуорт сходил и принес ей одну из собственных ночных рубашек.
— Вот, одень это, Анжелика, — ласково произнес он. — А твою грязную старую рубашку мы просто выбросим.
— Нет, — возразил Арман. — Она вовсе не грязная. Ничего необычного не случилось.
Вот как Анжелика Бержерон узнала про менструальный цикл. Она сидела на коленях у отца и слушала во все уши. Две таблетки аспирина уняли ее дрожь, а несколько капель бренди в стакане с теплым молоком, который заботливо подставил ей отец, погрузили Анжелику в дремоту. Она уже почти спала, когда в комнату вошла Моника.
Она подняла с пола окровавленную ночную рубашку дочери и накинулась на мужа.
— Что вы с ней сделали?
Анжелика не открывала глаз, но от нее не ускользнул холод в голосе отца.
— Мы рассказали ей о том, что должны были давным-давно объяснить.
Моника взяла стакан с остатками молока и принюхалась.
— Так я и думала, — сказала она. — Вы со своим пьяницей-дружком решили споить мою дочь. Анжелика! Просыпайся.
— Моника. — Арман даже не повысил голос, но Анжелике показалось, что он кричит. — Замолчи!
Анжелика услышала, как мать охнула.
— Если у тебя самой какие-то идиотские представления о том, какой должна быть женщина, это не значит, что тебе дозволено портить ребенка. Я этого не потерплю. Уж можешь мне поверить.
— Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? — взвилась Моника. — Ты не у себя в пекарне!
— Я обращаюсь к тебе, Моника, — продолжал Арман все тем же ровным голосом. — Я не позволю тебе испортить жизнь моему ребенку.
— Твоему ребенку! — вскричала Моника. — А я, по-твоему, уже и не мать?
— Мать, конечно, — кивнул Арман. — Хотя и против собственной воли.
Он закутал прикидывавшуюся спящей Анжелику в свое пальто и на руках отнес ее домой и уложил в постель.
— Можешь открыть глаза, малышка, — сказал он, склонившись над дочкой. — Она внизу.
Анжелика улыбнулась, а Арман погладил ее по волосам и поцеловал.
— Спи, моя милая, — сказал он. — Завтра поговорим.
Вскоре Арман рассказал дочери о том, чем различаются мужчины и женщины, и как появляются на свет дети. Он не скрывал от Анжелики ничего, но говорил так бережно и доверительно, что девочка прониклась к нему всей душой. Когда они беседовали, Арман разговаривал с ней, а не просто говорил или обращался к ней, он умел слушать дочку так, словно ему и впрямь важно было узнать ее мнение, посоветоваться с ней. Иногда затевали беседы на серьезные темы, но чаще придумывали веселые забавы, которые тщательно скрывали от матери.
Некоторое время назад доктор Саутуорт приобрел машину, которую Моника панически боялась и ненавидела. А вот для Армана, которого доктор обучил езде на новом автомобиле, и для Анжелики эта машина была не просто средством передвижения. В их играх она представлялась то колесницей Бен-Гура, то крыльями богов, а то и ковром-самолетом.
— С тех пор как доктор обучил тебя водить этот драндулет, у меня нет ни минуты покоя, — ворчала Моника. — Я не хочу, чтобы Анжелика каталась с тобой. Это опасно, и в машине грязно.
Кончилось тем, что Арман и Анжелика перестали разговаривать об автомобиле при Монике. Но иногда после ужина Арман брал дочь за руку и спрашивал:
— Не хочешь немного прогуляться перед сном?
И они с Анжеликой спешили к дому доктора Саутуорта, где их ждала замечательная машина. Они долго катались по мощеным улочкам Эймити, и Анжелике казалось, что она птичка, которая порхает в поднебесье. Она только мечтала, чтобы это никогда не кончилось.
— Не беспокойся, малышка, — говорил ей Арман, когда прогулка подходила к концу. — Потом будет еще лучше, обещаю тебе.
Лучше становилось, когда Арман выходил из глубокого запоя — именно тогда он возвещал, что чувствует себя могущественнее, чем президент Соединенных Штатов и король Англии, вместе взятые.
Тогда они с Анжеликой отправлялись в поход или даже куда-нибудь уезжали. Чаще всего на несколько часов, иногда на целый день, а несколько раз — о, как это было чудесно! — на весь уик-энд. К двенадцати годам Анжелика успела уже повидать Бостон и даже побыать в Провиденсе — никто из детей, что посещали городскую школу Эймити, не мог похвастать тем же. Ночевала Анжелика в гостинице и завтракала в постели, в то время как отец читал ей вслух газету и постоянно смешил, разговаривая разными голосами.