Нет Адама в раю

Ты бы точно проиграла это пари, подумал Билл и чуть не засмеялся. Но он никогда не мог смеяться, когда думал о Джилл, и иногда он по-настоящему тосковал по ней. Джилл, которая всегда была приятной, и не только в отношении секса. Когда бы он ни сказал Джилл: "Я заберу тебя в восемь." Она всегда отвечала: "О'кей, Билл" — А не: "Нет. Давай в восемь тридцать". Или когда он спрашивал: "Как насчет кино?", Джилл всегда отвечала сразу "да" или "нет". Она никогда не говорила этих глупостей, вроде: ""О, я не знаю."" или "Почему ты не решишь сам?", а если он сам принимал решение, то всегда встpечал отказ. Иногда, думая о той цене, которую он платит за любовь к Анжелике, Билл сознавал, что она становится все выше и выше.

Анжелика стоила ему хорошего отношения его семьи, потери товарищей и, хуже всего, собственного комфорта и мира души и тела. Но каждый раз, когда он решал порвать с ней, Анжелика становилась мягкой, ласковой и теплой, и он снова переполнялся любовью к ней. Тогда она разрешала целовать себя везде, где он хотел, но это было все, что она ему позволяла. Билл представил себе понимающий взгляд и ухмыляющееся лицо своего отца и чуть не рассмеялся. Если бы отец только знал!

Анжелика позволяла целовать себя и иногда даже отвечала требовательным губам Билла.

— Это поцелуй взасос, — сказал он, когда впервые попробовал ей это показать, и она позволила ему раскрыть рот языком и глубоко проникнуть им внутрь.

— Теперь у меня будет ребенок? — спросила она, когда они кончили целоваться.

Билл засмеялся:

— Ты серьезно?

— Конечно, — сказала она. — Так будет?

Тогда он расхохотался:

— О, моя сладкая, невинная малышка. Ты и вправду ангел.

Он часами объяснял ей механизм размножения, и Анжелика слушала очень спокойно, стараясь не улыбнуться. Билл и вполовину не объяснял эти вещи так хорошо, как ее отец.

Иногда Анжелика вела себя, как будто ей нравилось так целоваться, а случалось — отталкивала его и говорила:

— Боже мой, не слюнявь меня так все время!

Билл никогда не знал, какая последует pеакция, и это незнание заставляло его нервничать. Несколько раз она позволяла ему расстегнуть спереди платье и потрогать ее груди через лифчик и дважды она разрешила ему расстегнуть его и ласкать обнаженное тело. Оба раза им овладевало дикое желание. Ее упругие маленькие соски были такими сладкими, чистыми и самыми удивительными из всего, что он только мог себе представить, и он легко их покусывал, пока ее тело не задергалось в его руках и она застонала и закричала. Но в следующее мгновение, когда он попытался засунуть руку ей под юбку, она сильо ударила его по лицу.

— Не смей, — сказала она. — Никогда не смей так делать.

— Ну, позволь, Анжелика, — просил он. — Тебе понравится. Дай я тебе покажу. Тебе понравится. Я не причиню тебе вреда.

— Нет, — сказала она. — Это, когда люди женаты. Нет. Нет.

— Ты только позволь показать тебе, — просил он, поглаживая рукой ее бедро.

— Нет.

— Почему? — спросил он, все еще держа руку на бедре. — Разве ты не любишь меня, милая?

Она расслабилась и позволила ему продолжить.

— Конечно, — сказала она. Но мы должны подождать пока не поженимся.

— Милая, мы можем прождать годы. Никому не повредит, если я там тебя потрогаю. Тебе это понравится. Давай я тебе покажу.

— Нет.

И наступил неизбежный конец.

Однажды вечером Анжелика спросила:

— Когда ты собираешься познакомить меня со своими родителями? Если мы собираемся когда-нибудь пожениться, я должна с ними познакомиться.

Билл постарался ответить вопросом на вопрос:

— А как получилось, что ты не познакомила меня с твоей матерью?

Но Анжелику не так-то просто было сбить с толку.

— Это совсем другое, — сказала она, — и ты знаешь это. У меня нет нормальной семьи, как у тебя. Моя мать плохо себя чувствует. Я тебе говорила сто раз и, мне кажется, что с твоей стороны жестоко возвращаться к этому вопросу. Моя мать ничего не может поделать с тем, что боится новых людей. Она никак не придет в себя после смерти отца. Она расстроится, если узнает о нас, но ведь твои мать и отец не больны.

— Ладно, — ответил Билл, еще пытаясь увильнуть, — может быть, на следующей неделе, а?

— Нет, — сказала Анжелика. — Сейчас.

— Как это, сейчас?

— А вот так, — ответила Анжелика. — Сейчас.

— Ты имеешь в виду прямо сейчаc? Cегодня?

— Да, — сказала Анжелика, — прямо сейчас. Заводи машину.

Билл долго сидел молча, уставившись на ключ зажигания.

— Ну? — нетерпеливо спросила Анжелика.

— Я не могу, милая, — голос Билла звучал так тихо, что она его еле услышала.

— Что?

— Будь все проклято! — воскликнул он. — Я сказал, что не могу.

Она не обращала внимания на его тон.

— А почему нет?

— Потому что они о нас не знают.

— Как это? — спросила Анжелика. — А куда же, они считают, ты уходишь каждый вечер?

Врать не имело смысла. Когда Анежлика на что-то настраивалась, сбить ее было просто невозможно.

— Они думают, что я хожу в библиотеку.

— А по уик-эндам?

— Они думают, что я уезжаю с ребятами.

Наступило долгое, натянутое молчание.

— Ты стыдишься меня, — наконец сказала Анжелика.

— Да что ты, моя милая, — ответил Билл, ненавидя себя.