Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья

Предмет моих надежд и опасений — главный источник тепла, а сейчас, в кромешной темноте, еще и света — печка. Печка очень хороша — бочка из-под горючего, с удобной дверцей, хорошей тягой и даже железной кочергой. Однако готовить на ней, к сожалению, невозможно, она годится только для обогрева балка. Почти в полной темноте, озаряемой лишь всполохами огня в печке, я пытался готовить уху: чистил рыбу, лук, картошку (кто не пробовал, попробуйте приготовить уху практически вслепую), но вскоре благодетель Леша принес мне батареи и свою знаменитую спелеологическую лампочку («лампочку Альбертыча»), и дело у меня пошло бойчее и веселее. Приготовил я всего одно блюдо (в таких условиях и это-то непросто) да еще сварил чаю.

— А что, может, по случаю новоселья вмажем по маленькой? — спросил Леша за ужином.

— Ну нет, — вдруг заупрямился Саша, который прежде от рюмочки никогда не отказывался. — Что это за удовольствие — выпивать наспех, в темноте... Да и спать сильно охота, устали.

Выпивать не стали, но для праздничности открыли заветную трехлитровую жестяную банку яблочного повидла и съели с чаем почти треть его.

После ужина (почти завтрака, восток-то уже начал заметно светлеть) делили места в балке. Там были довольно уютные и широкие полати на двоих («двуспальные», сразу обозначил их Саша). Кроме меня (я поставил свою раскладушку с краю, поближе к печке: мне первому вставать, и это место для меня самое удобное) и Константина Ивановича (он сразу же поставил свою раскладушку в самом светлом месте, у окна), на полати претендовали все (там почище и поуютней, да и с раскладушками не возиться). Бросили жребий: места на полатях достались Петьке (у стенки) и Леше (с краю). После этого постелили спальные мешки и тотчас заснули каменным непробудным сном. Правда, ночью я слышал, что Константин Иванович потихоньку вставал и доедал из кастрюли холодную уху.

1 сентября

Проснулся я тем не менее довольно рано, часов около десяти (наши спят беспробудно), и прежде, чем начать готовить завтрак, осмотрел наше новое жилище. Балок хоть и старый, но вполне пригодный для жилья (и уж конечно же лучше брезентовой палатки), в нем довольно грязновато (это ничего — вымоем), но стены из прочного дерева; крыша, крытая толем, кое-где худа и сквозь дыры отчетливо видно небо, но и это не беда — починим; коротковата, правда, дымовая труба — это опасно (если сильно топить, искры могут зажечь толь на крыше), ладно, будем внимательны и осторожны; зато есть замечательное окно с совершенно целым стеклом; есть еще довольно большие сени (там удобно будет сложить то снаряжение, которое нужно беречь от дождя, развесить рыбу и мясо). Сени, правда, наполовину разорены, как видно, наши предшественники, когда у них кончились дрова (угля-то рядом сколько угодно), растапливали печь кусками своего же жилища. Самое же главное и пристальное внимание — печке. Как я еще вчера сумел разобраться, печка и хороша и плоха одновременно: сделана она из железной бочки, в которую вварены дверца с запором и толстая дымовая труба, обложена печка кирпичами, стоит на удобном и надежном кирпичном основании, под дверцей прибит лист жести (чтобы угли, упав на пол, не наделали, не дай Бог, пожара); но никаких конфорок у печки нет, и готовить на ней невозможно. Благодаря кирпичам и хорошей тяге в доме до сих пор еще тепло (несмотря на дыры в потолке и в стенах) и совсем нет дыма.

Тем временем проснулись мои товарищи, но пока что они лежат в мешках и нежатся (кроме, правда, Константина Ивановича, который уже убежал умываться и делать зарядку).

— А у наших-то, — блаженно улыбаясь, говорит Петька, — сейчас уже уроки кончаются.

— Ничего, дорогой, не очень-то радуйся, — задумчиво отвечает ему Саша, — мы тебе тут другую школу откроем, тундровых наук. С обязательной профилактической поркой по пятницам.

— Кстати, — невпопад (как обычно) спросил Леша, — а где твой бидон с квасом? Или ты его один втихаря выпил?

— Тогда почему вокруг лагеря никаких следов этого пиршества? — дополнил вопрос Саша.

— Не вышел квас, — смущенно сказал Петька. — Вылил я его. Еще в том лагере. Но у меня теперь новая идея есть: я беляши делать буду. Настоящие. Можно? — Этот вопрос был обращен уже ко мне.

— Валяй, — пожал я плечами. — Дрожжи есть, с мукой тоже хорошо, ну а про мясо я и не говорю.

— На беляши-то парного бы мяса надо, — сказал Петька.

На этих словах в балок вошел Константин Иванович и стал рассовывать по карманам карабинные патроны.

— Тут рядом, в распадке, олени ходят, — сказал он и, схватив карабин, собрался идти.

Я почти силком заставил его на ходу проглотить здоровенный кусок холодного мяса и пяток сухарей.

Вскоре совсем рядом мы услышали выстрелы, да много, штук восемь, один за другим. А через несколько минут вернулся Константин Иванович, уселся на стул и сказал: