Нет другой двери… О Гоголе и не только

Почему царю понравился «Ревизор»

Известно, что «Ревизор» Гоголя был дозволен к постановке на сцене (а следовательно, и к печати) вследствие высочайшего разрешения. Император Николай Павлович прочел комедию в рукописи и одобрил; по другой версии, «Ревизор» был прочитан ему во дворце В. А. Жуковским или графом М. Ю. Виельгорским. 29 апреля 1836 года Гоголь писал актеру Михаилу Щепкину: «Если бы не высокое заступничество Государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении ее». Государь Император не только сам присутствовал на премьере, но велел и министрам смотреть «Ревизора». Во время представления он хлопал и много смеялся, а выходя из ложи, сказал: «Ну, пьеска! Всем досталось, а мне – более всех!» (запись П. П. Каратыгина со слов своего отца, актера П. А. Каратыгина).

Почему Императору Николаю I понравился «Ревизор»? Вопрос этот издавна интересовал исследователей творчества Гоголя. В. В. Гиппиус видел в этом «известный расчет» – стремление избежать судьбы «Горя от ума», «разошедшегося по всей России в списках; разрешенный и истолкованный как веселая комедия <…> “Ревизор” был бы отчасти обезврежен» [75].

По другой версии, Царь «не понял огромной разоблачающей силы “Ревизора”, как не поняли этого ни театральная дирекция, ни актеры. Скорее всего, Николай I полагал, что Гоголь смеялся над его провинциальными чиновниками, над заштатными городишками, их жизнью, которую сам он со своей высоты презирал. Подлинного смысла “Ревизора” царь не понял» [76].

Современные гоголеведы также довольно критически настроены по отношению к Государю Николаю Павловичу. «Конечно, глубины “смысла” “Ревизора” император, скорее всего, “не понял”, – полагает Ю.В. Манн. – Но в то же время свой смысл в его действиях очевидно был. Едва ли все сводилось к притворству и расчету нейтрализовать влияние комедии». Критическое умонастроение Императора, по мнению ученого, «до некоторой степени могло совпадать с устремлениями Гоголя…» [77].

И. П. Золотусский, как и другие, не благоволит Царю и замечает: «Эта реплика (что всем досталось, а ему более всех. – В. В.) говорит об его умении держаться в невыгодных для себя обстоятельствах. Николай, впрочем, был не так умен, чтоб понять, что вмешательство жандарма в события и прибывшая свыше власть (то есть посланная им, царем) есть чистый призрак в пьесе, да к тому же страшный призрак, ибо все мертвеют при его появлении» [78].

Государь Император дважды присутствовал на представлениях «Ревизора» в Александринском театре в 1836 году: первом (19 апреля) и третьем (24 апреля); причем оба раза вместе с Наследником, Великим князем Александром Николаевичем.

По свидетельству современника, в антракте между Государем Николаем Павловичем и артистом Петровым, исполнявшим роль Бобчинского, состоялся следующий разговор: «А! Бобчинский. Так так и сказать, что в таком-то городе живет Петр Иваныч Бобчинский? – Точно так, Ваше Величество… – ответил тот бойко. – Ну, хорошо, будем знать, – заключил Государь, обратившись к другим присутствующим на сцене» (Воспоминания Л.Л. Леонидова).

«Ревизор» был любимой русской пьесой Царя. Все отличившиеся в спектакле получили от дворца подарки, иные от дирекции прибавку к жалованью. По преданию, оказавшись после дорожного происшествия в уездном городе Чембаре Пензенской губернии и принимая местных чиновников, Император Николай Павлович воскликнул: «Ба! Да я вас всех знаю!» Он пояснил, что хотя первый раз в Чембаре, но знает всех по «Ревизору» Гоголя [79].

В мае 1837 года, то есть спустя год с небольшим после премьеры, в переписке Государя Императора с Цесаревичем Александром Николаевичем, совершавшим тогда путешествие по России (среди сопровождавших его лиц был и В. А. Жуковский) возникает тема «Ревизора». После ночлега в Вышнем Волочке Наследник престола писал отцу (4 мая, Тверь): «Городничий тамошний напомнил нам городничего из “Ревизора” своей турнюрой (внешностью, осанкой. – В. В.)».

В ответном письме от 8 мая из Санкт-Петербурга Государь Николай Павлович наставлял сына: «Не одного, а многих увидишь подобных лицам “Ревизора”, но остерегись и не показывай при людях, что смешными тебе кажутся, иной смешон по наружности, но зато хорош по другим важнейшим достоинствам…»

Через неделю, в письме из Твери от 16 мая, Цесаревич сообщал отцу: «Мы ночевали в доме поме<щицы> Жадовской <…> сын ее, отставной офицер, нас угощал, он должен быть удивительный чудак и напомнил мне Петр<а> Ив<ановича> Бобчинского, наподобие его он просил одной только милости, чтобы довести до Твоего сведения, что я ночевал в его доме. Но и при сем случае я припомнил Твое наставление, любезный Папа, чтобы не показывать вид другим, что кажется смешным». В ответном письме (от 25 мая из Царского Села) Император одобрил поведение сына: «Смеялся я, читая сцену с Бобчинским, хорош, должен быть, гусь; но спасибо тебе, что <приучился> не показывать смеху при других».