Нет другой двери… О Гоголе и не только

Писатель Русского зарубежья Борис Зайцев свой очерк «Жизнь с Гоголем» начинает отрывком из первой книги автобиографической тетралогии «Путешествие Глеба»: «После вечернего чая – со сливками, горячим хлебом, ледяным маслом, в промежутке до ужина, под висевшей над столом лампой отец читал Гоголя. Мать шила. Девочки вязали. Глеб сидел рядом с отцом и благоговейно смотрел ему в рот. Казаки носились по невиданному полю перед фантастическим Дубно и сражались подобно героям “Илиады”. Все они были великолепны, громоподобны и невероятны. Но высокий звон речи гоголевской сотрясал душу, волновал ребенка, владел им как хотел. Да и отец, хоть не дитя, читал с волнением. Когда дошло до казни и Остап, в терзаниях на эшафоте не выдержал, крикнул: “Батько! Где ты? Слышишь ли ты все это?”, а Тарас ответил: “Слышу” – отец остановился, вынул носовой платок, поочередно приложил к правому, левому глазу. Глеб встал, подошел сзади, обнял его и поцеловал – этим хотел выразить все восхищение свое и Гоголем, и отцом. Ему показалось, что и он мог бы выдержать эти мучения, а отец был бы Тарасом»[81]. Так описывает Борис Зайцев первую встречу ребенка с Гоголем.

Рассказывая в «Авторской исповеди» (1847) о том, как он стал писателем, Гоголь говорит: «…когда я стал задумываться о моем будущем (а задумываться о будущем я начал рано, в те поры, когда все мои сверстники думали еще об играх) мысль о писателе мне никогда не всходила на ум, хотя мне всегда казалось, что я сделаюсь человеком известным, что меня ожидает просторный круг действий и что я сделаю даже что-то для общего добра. Я думал просто, что я выслужусь, и все это доставит служба государственная. От этого страсть служить была у меня в юности очень сильна. <…> Но как только я почувствовал, что на поприще писателя могу сослужить также службу государственную, я бросил все: и прежние свои должности, и Петербург, и общества близких душе моей людей, и самую Россию, затем, чтобы вдали и в уединеньи от всех обсудить, как это сделать, как произвести таким образом свое творенье, чтобы доказало оно, что я был также гражданин земли своей и хотел служить ей».

Любовь к Отечеству, понимаемая как служение «гражданина земли своей», пронизывает все творчество Гоголя, – она видна уже в первой прозаической книге писателя – «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Герой повести «Страшная месть» Данило Бурульбаш выступает как самоотверженный оборонитель родных рубежей. Воинское братство для него дороже, чем все земные привязанности. Его любимая жена Катерина выпустила из темницы своего отца-колдуна, в котором Данило распознал злейшего врага, – предателя Родины. Не зная, кто выпустил пленника, он сурово говорит жене: «Если бы только думу об этом держал в голове хоть один из моих козаков и я бы узнал… я бы и казни ему не нашел!» – «А если бы я?..» – со страхом спрашивает Катерина. – «Если бы ты вздумала, тогда бы ты не жена мне была. Я бы тебя зашил тогда в мешок и утопил бы на самой середине Днепра!..»

Героической борьбе малороссов против чужеземцев посвящено одно из лучших творений Гоголя – историческая повесть «Тарас Бульба». С подлинно эпическим размахом создает автор яркие, могучие характеры запорожцев. Суров и непреклонен полковник Тарас, опытный предводитель казацкого войска. Служению Родине и «товариществу» он отдает без остатка всего себя. Гимном русскому боевому братству звучат слова Тараса: «…нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать; но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя! но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей».

Боевые сцены под стенами Дубно – центральные в повести. Доблестно сражаются запорожские казаки, вызывая восхищение даже у своих врагов. «Далеко понеслось громкое хлопанье по всем окрестным полям и нивам, сливаясь в беспрерывный гул; дымом затянуло все поле; а запорожцы все палили, не переводя духу: задние только заряжали да передавали передним, наводя изумление на неприятеля, не могшего понять, как стреляли казаки, не заряжая ружей. <…> Сам иноземный инженер подивился такой, никогда им не виданной тактике, сказавши тут же при всех: “Вот бравые молодцы-запорожцы! вот как нужно биться и другим в других землях!”».