– Рыбак он, – с тяжелым вздохом сказал Ян, глядя в сторону. – Рыбу мы у него покупаем… И помидоры…
– …да-да, для кухни отеля.
Илюшин покусал губы, задумчиво рассматривая переводчика. В кресле храпел Гаврилов.
– После обеда наведаемся туда еще раз, – решил он в конце концов.
Юноша слабо запротестовал: из его бормотания, в котором внезапно сильно прорезался акцент, Бабкин уловил, что им не откроют, что семья Димитракиса неразговорчива и смысла в их визите никакого нет. Илюшин, кажется, не слушал.
– Разбуди-ка нашего клиента, – попросил он Сергея. – Только бережно!
Бабкин легонько встряхнул спящего мужчину. Храп застрял у того в глотке, и некоторое время Гаврилов бессильно булькал, подергиваясь и вращая глазами. Выглядело это жутковато.
– Проснулся? – нежно спросил Сергей.
– Чего тебе?
– Не мне. Ему.
Илюшин присел на корточки и протянул бинокль:
– Когда вы вернулись в номер после купания, где он лежал?
– На подоконнике, – сказал Петр, помолчав.
Вопрос Илюшина вонзался крючком и вытаскивал Гаврилова из теплого забытья на каменистый берег реальности, где он задыхался и желал лишь одного: вернуться обратно. Все эти чужие хари, что-то требовавшие от него, в эту минуту были ему ненавистны; он забыл, сколько сил потратил на то, чтобы добиться их присутствия, и даже забыл, для чего они здесь.
Ах да – он же им платит! Платит, чтобы они нашли Ольгу.
– На подоконнике, – повторил Гаврилов. – Я ничего не трогал. Здесь будет музей ее памяти, ясно?
– Ясно, – кивнул Илюшин. – А теперь скажите мне, Петр Олегович: ваша жена умеет ездить на велосипеде?
Если бы Ян мог сбежать, он непременно воспользовался бы возможностью. Гаврилов пообещал ему хорошие деньги, очень хорошие. Но это было до того, как Макар Илюшин решил наведаться к Димитракису.
Сейчас, трясясь на заднем сиденье раздолбанного илиодоровского рыдвана, который хитрый менеджер вручил сыщикам под видом прокатной машины, Ян думал, что деньги трупу ни к чему.
Здоровяк, кажется, что-то заподозрил. Он вел машину, но время от времени юноша ловил на себе в зеркале его пристальный взгляд. Не глаза, а терка: каждый раз с Яна будто тонкий слой кожи состругивали.
– Сначала заедем в деревню, – сказал Макар.
Ян как мог постарался растянуть их пребывание в Дарсосе. Они зашли к Пармениону, посидели у Стефана, выслушали Фоку. Панагиота завернула им с собой по куску только что выпеченной, еще теплой спанакопиты. Толстуха Кики выставила на стол свою фирменную фасоладу, густую и горячую, точно кровь. Всеобщее сердечное радушие произвело тот эффект, на который рассчитывал юноша: напряжение стало спадать.
Нет, он не надеялся всерьез отвлечь своих спутников от цели поездки, – лишь отсрочить неизбежное. А там – кто знает: вдруг они сами передумают?
Цирцея превратила команду Одиссея в свиней. Бабушка Яна, рассказывая ему историю о владычице острова, всегда добавляла, что это образец поведения для любого гостеприимного хозяина. Гость должен лежать объевшийся и похрюкивать от наслаждения.
Было бы проще, если бы вдова Кики не улыбалась так этому огромному русскому, не покачивала бы бесстыдно коровьими своими бедрами, словно она не фасоладу несет, а танцует у шеста, и не выставляла бы так откровенно свою грудь. Хотя грудь у Кики еще ничего. Ян сам загляделся на нее и забыл перевести вопрос Макара.
– Спроси, пожалуйста, видела ли она Гаврилова или его жену.
Илюшин протянул планшет.
Кики неторопливо вытерла руки о фартук и надела очки. Нет, она не видела мужчину, а женщина была здесь, да. Пару раз. Фотографировала собак, двери и этих старых бездельников, с утра до вечера попивающих кофе, Пармениона с Одиссеем и Гомером.
– Это настоящие имена? – не поверил Бабкин.
Ян удивленно взглянул на него.
– А Телемаха здесь случайно нет? – неуклюже пошутил Сергей.
– Телемах в прошлом году переехал в Калликратию.
– Бросил Ариадну! – всплеснула руками Кики. – Бедная девочка от горя поседела как луна.
– А сколько ей? Может быть, еще выйдет замуж, – утешил Макар.
– Семьдесят шесть.
– Вы рассказали полицейским, что видели Ольгу? – вмешался Сергей.
Конечно, рассказали. Если гости хотят, они могут все вместе отправиться к Гомеру и еще раз выслушать его, хотя, видит бог, с большей пользой можно прижать ухо к раковине.
Они все-таки пошли к старику. За ними увязались две собаки, пятилетняя Лула, которую привезли в гости к тетке, и Галактион, хотя Ян считал, что тому с его слепотой лучше держать свое любопытство в узде.
Их небольшая процессия, собирая по пути новых зрителей, добралась до дома Гомера, и там были торжественно, будто слова клятвы, при всех повторены подробности встречи старых греков с русской туристкой.
– Она сказала, что никогда не пила такого крепкого кофе и не видела таких красивых мужчин, как мы!
– Вообще-то эти трое не знают ни слова по-английски, – вполголоса уточнил Ян.
Илюшин засмеялся.