Нет причины для тревоги

Зная за собой эту порочную нерешительность, он готовился к лондонскому свиданию с тщательностью джихадиста перед самоубийством. Все на нем было комильфо – согласно тому образу модного лондонского мальчика-денди в умах тех, кто шляется из одного московского клуба-андерграунда до другого. Рубашка без воротничка, жилетка, сверху кардиган, из-под пятницы суббота, а джинсы, узкие как спички, закачивались остроносыми туфлями испанского идальго. Устроив его в своей лондонской квартире, я соблазнился солнечной погодой и отбыл на побережье в Киль, лишь предупредив его, что погода в Англии меняется так же быстро, как идеологические увлечения прогрессивной британской интеллигенции. И посоветовал ему не забыть зонтик, отправляясь на свидание. Но Саше было не до зонтика. А жаль – я оказался прав: дневная апрельская благость в тот вечер в Лондоне сменилась на накрапывающий дождь с сильным северо-восточным ветром. Когда сутки спустя увидел его, в плаще-дождевике на фоне пронзительной голубизны солнечного дня, я понял, что эпохальная встреча в Лондоне закончилась проливным дождем по ночам в подушку. Случилось явно что-то катастрофическое. Он ждал меня у выхода с платформы, облокотившись на фонарь. На фонаре сидела чайка – первая замеченная мной в это утро. Трудно сказать, что эта чайка делала на станции, но Саша явно нуждался в исповеди. Мы зашли в отель Royal (мраморная доска у входа извещала нас, что здесь адмирал Нельсон провел ночь с леди Гамильтон; такое впечатление, что нет ни одного прибрежного городка в Англии, где леди Гамильтон не провела бы ночь с адмиралом Нельсоном, кроме тех отелей, где останавливался Оскар Уайльд); он заказал «двойную» водку – без томатного сока и «всяких блядей Мэри».

* * *

Интернетные дома свиданий, «лицевые счета» (если мне позволят вольный перевод названия сайта Facebook) и всякие другие «встречные» сайты, созданы для таких скромников, как Саша. Но такие, как Саша, – и главные жертвы этой иллюзорной интимности в ее разоблачительной сверке с реальностью. Его «заочная пассия» в переписке была иронична, немногословна и легкоранима. Эта девушка Софи работала секретаршей в какой-то благотворительной организации помощи африканским беженцам, но, судя по фотографии, была явно несколько другого, боевитого, я бы сказал, типа, из тех модных девиц ее поколения, кто поселился в эти годы в Ист-Энде. В этот район, трущобный и пролетарский в прошлом, со знаменитым блошиным рынком и бангладешскими ресторанами на Брик-Лейн, с конца восьмидесятых двинулись банды артистической богемы – там до сих пор население пестрое, и заброшенные фабричные помещения можно было снять за копейки под мастерские. Но это было давно, и вместе с мастерскими и студиями стали как грибы размножаться кафе и рестораны, обновились курьезные пабы, все эти якобы блошиные рынки стали страшно модными, богатые бездельники и звезды стали скупать недвижимость и выживать богему из ее трущобного гетто. Но хипповые, так сказать, демографические вкрапления остались.

Саша, естественно, про все это наслышался: в Москве знают то, что происходит в Лондоне, лучше самих лондонцев. В его воображении, однако, эта трущобность была какой-то милой, уютной, с бандой обаятельных карманных воришек из диккенсовского «Оливера Твиста», с кроватью Трэйси Эмин, художественно замусоренной окурками и использованными презервативами, с порнографическими гей-витражами клоунов-близнецов Гильберта и Джорджа и с ресторанами, где подают фаршированных акул Демьяна Херста. С тех пор в Москве тоже усвоили «пролетарский» шик, сочетание высокого и низкого, с элементами китча, с ботинками Док-Мартын и сигаретными закрутками, картинными галереями в бывших гаражах и складских помещениях. Но одно дело читать об этом феномене по-русски в модных журналах с глянцевыми фотографиями или законтачить с такими персонажами в интернетном чате, и другое дело – увидеть этот кусок жизни в оригинале, во всем его первозданном уродстве.