— А вот вы поставьте, мы и научимся…
Илья Фомич прищурился:
— В ученички захотели?
Александр ответил:
— В ученички!
— А в получку как запоете?
— Это уж не ваша забота! Если мы твердо решили…
— Твердо? — переспросил Кропотов и улыбнулся. — Что же, Илья Фомич… Пожалуй, ребята дельное говорят. Вы подумайте-ка, а?
Мастер ничего не ответил, только зашевелил усами.
— Подумайте! — повторил Кропотов и добавил: — А когда у вас здесь с программой-планом полегче станет, зайдите ко мне. И вы, товарищ Свиридин, тоже на досуге загляните, очень прошу…
— При полном удовольствии! — с напускной готовностью отозвался Григорий, но едва Кропотов отошел, исчезла с лица его деланная веселость, появилось на нем злое выражение. — Как же это вас понять, синьоры? — начал он цедить сквозь зубы. — В самом деле взялись? Я к вам с полным душевным расположением, на свадьбу свою приглашаю… И вас, Илья Фомич, тоже — милости просим в субботу, часикам к семи «горько» кричать. Женюсь. Кстати сказать, вот грошики-то мне и понадобились, не скрою. Для твоей же, бригадир, сестрицы заработать хотел к свадебке…
— Эй, Гришка, постой! — перебил Салимжан. — Зачем опять обманываешь? Вчера хвастал — на десять свадеб деньжата есть…
— Ты помолчи!
— Да зачем молчать, если…
— Помолчи, говорю… должничок!
— Как сказал? — Салимжан мгновенно оказался перед Григорием. — Должничок, сказал? Ты что же думаешь? Деньги дал — глотку купил? Эх ты, артист! С цементом — вывозить — обманывал! С мастером обманывал! А сейчас опять? Вся твоя жизнь такая, да? Ну, так возьми назад свою розовенькую, возьми! — выхватил Салимжан из кармана и бросил на станину десятирублевку. — Если обман — всегда скажу, что обман, мяч из игры, сплошной аут!..
— Ух ты, ух! — сначала растерянно, потом все более напористо заговорил Григорий. — Подумаешь, разбросался! Не хочешь, не надо! — Он поднял и разгладил бумажку. — Благородные все нынче пошли! Принцип возводят! А мы с мастером свое знаем… Верно, дорогуша, мастер?..
— Не гаерничай! — вдруг рассвирепел Илья Фомич. — Не балаган тебе тут, не цирк!
И пошел, ни на кого не глядя, только словно сильнее, чем обычно, ссутулившись…
Ребята возвратились к своим верстакам.
А Салимжан, не отставая от них, продолжал говорить:
— Глотку хотел Гришка заткнуть. Да не на такого напал! Я ему еще покажу! А вы как же теперь хотите? По правде — в ученики? А зарплата? Совсем мало будет…
Сергей похлопал его по плечу:
— Ничего, Тамерланович! Проживем! Ты знай: не всякий заработок душу греет. А пока вот! — Он вытащил из кармана комбинезона и протянул две пятерки. — Ноль-десять не в нашу пользу — должны были сами сообразить: нуждаешься после вчерашнего.
— Добавить? — спросил Павлик.
— Нет, спасибо…
— Чего там, держи! — сказал Максим Академик, засовывая еще пятерку прямо в нагрудный кармашек Салимжанова пиджака. — Разбогатеешь, вернешь!
XV
Свиридин догнал мастера после смены у проходной.
Остановились недалеко от доски с объявлениями, где когда-то уже стояли. Только висел теперь на доске плакат не с красными, а с зелеными буквами и призывал всех участвовать не в ансамбле песни и пляски, а в воскресной прогулке в лес, на берег реки — «Массовый выезд на машинах!».
Беседу на этот раз начал Григорий.
— Образцовые-то, Илья Фомич, подкопчик ведут, — сказал он. — На монтажик, видите, их потянуло… Или уж я ненужный для цеха стал?
— То есть как это ненужный?
— Вот и я про то! Столько лет — и вдруг…
— Глупости!
— Значит, не допустите их на монтаж?
— Почему не допущу?
— Так ведь как же, Илья Фомич… Я для вас старался, а вы…
— Ну и ты… И они и ты.
— Э-э-э, нет… Рыба ищет, где глубже… А здесь подсекают меня, сами видите. Ходу не дают. И я вам прямо скажу: не поддержите, прощевайте тогда! Расстаться придется.
— Кто же тебя пустит?
— Так ежели, обратно, ненужный…
— Говорят, нужный ты!
— Ну, тогда не пойму я вас, Илья Фомич. То так, то эдак. Что с вами случилось? Уважить рабочего человека не можете. Стойте, куда же вы, Илья Фомич?
Но мастер уже миновал проходную и пошел по людной и шумной улице, оставив Свиридина без ответа.
Старик и сам не мог бы сказать, что с ним случилось.
XVI
В комнате у Бобровых сидит главный конструктор, седовласый Виктор Михайлович, в парусиновом костюме, в пенсне. Он как человек, пришедший на минутку, не выпускает из рук соломенной шляпы.
Надя с Димой на коленях сидит за столом напротив гостя.
На столе перед ней разложены чертежи. Они дразнят четкими линиями, и Надя смотрит на них, прикусив губу, словно боясь притронуться…
А в углу около распотрошенного радиоприемника возится с хитроумно переплетенными проводами Александр.
— Так вот, Надежда Петровна, — говорит Виктор Михайлович. — Ваше последнее слово.
— Что же я могу? — она кивает на чертежи. — Эти, конечно, посмотрю. А на работу… Не с кем нам оставить сына, Виктор Михайлович, ну не с кем…
— Да, — вздыхает он. — История.
— Печальная, — замечает Надя.
— И, к сожалению, обычная! — не оглядываясь, бросает Александр.