Отец только махнул рукой, и Ника, обняв, поцеловала его в небритую щеку. Он улыбнулся и погладил ее по голове:
– Ты моя девочка! Как живешь-то? Никогда ничего не рассказываешь.
– Да все нормально.
– Я рад, что ты так легко справилась с разводом. Боялся, что закиснешь совсем. А ты, вон, расцвела! Такая красивая… Прямо как Лиза…
– Пап, а ты очень сильно ее любил, да?
– Очень. Только давно это было. Но до сих пор болит. Мы ж поженились рано, Лизе двадцать было, мне двадцать два… Ее мать терпеть меня не могла. Ну, ты знаешь.
– Да, бабушка Лена тебя не жаловала. Пап, скажи… А как мама умерла? При родах, да?
– Откуда ты это взяла? – удивился отец. – Разве мы тебе не рассказывали?
– Не рассказывали.
– Ника, да что ты! Лиза умерла, когда тебе почти два годика было! Ты что, никогда не обращала внимания на дату смерти? На памятнике?
– Нет… Не знаю… Я была почему-то уверена, что при родах. И я… Я думала… Что она из-за меня умерла.
– Господи, девочка, ты что, винила себя в смерти матери? Все эти годы?
– Да, – прошептала Ника и вдруг заплакала навзрыд, уткнувшись в отцовское плечо.
Отец обнял ее и забормотал, сам чуть не плача:
– Да как же так?.. Если б я только знал… Бедная моя! Ты ни в чем не виновата. Нет, надо же такое придумать…
– Папа, – всхлипывая, сказала Ника, – расскажи мне, как это было. Пожалуйста!
И отец рассказал.
Это было трагическое совпадение нелепой случайности и преступной халатности. Второго мая молодая семья, приехавшая в гости к родителям Валеры, которые жили под Дмитровом, отправилась погулять. Папа Валера, мама Лиза и маленькая Вероника расположились у прудика: весна ранняя, солнце припекает, травка зеленеет – Лиза разулась и бегала босиком вокруг хохочущей Вероники, а Валера щелкал их фотоаппаратом. Это оказались последние снимки Лизы – она упала, запнувшись о торчащий из земли металлический штырь, и сломала ногу. Перелом был открытый, а в дмитровской больнице, куда ее привезла «Скорая», второй день праздновали Первомай, так что гипс наложили кое-как, толком не промыв рану. Начался сепсис, и Лиза умерла – когда медсестра наконец вызвала хирурга, он не смог ничего сделать.
Хоронили Лизу после Дня Победы, десятого мая. Мама Лизы упала в обморок у могилы, отец как-то держался. Подруги рыдали, а Валера был словно в тумане. Он плохо понимал, что происходит: с того самого момента, как вышедший к нему человек в белом халате, отводя глаза, произнес страшные слова о смерти Лизы, Валера чувствовал одну только боль, от которой не спасало ничего. Водка его не брала – на поминках он пил стопку за стопкой, не чувствуя вкуса, и бессмысленно смотрел в пространство, пока его не вывел из ступора крик тещи. Состоялась безобразная сцена: Елена Андреевна билась в истерике, обвиняя зятя в смерти Лизы: не уберег!
Не уберег, согласился Валера. Не уберег.
И его накрыло новым приступом боли, в сто крат сильней, чем прежняя.
Теща рвалась выцарапать ему глаза, ее оттаскивали, успокаивали, а тесть взял Валеру за плечо и вывел из-за стола:
– Иди домой, Валера. Иди. Прости Лену – она вне себя от горя. Ты ни в чем не виноват.
Они обнялись, и Валера уехал домой. Дома он заметался, как зверь в тесной клетке – квартирка была крошечная. Валера с десяти лет жил у рано овдовевшей бездетной тетки, прописавшей его в свою однокомнатную клетушку бывшего доходного дома Ливерса на Плющихе. Он метался и бился головой о стену, не понимая, как жить дальше – одному, без Лизы! Про дочь он не то чтобы не помнил – нет, он знал, что с Вероникой все в порядке, хотя, если бы кто-то спросил, где же она, Валера не сразу смог бы ответить. А Вероника находилась у Сони. Соня жила напротив – дома стояли так тесно, что вся жизнь соседей была как на ладони. Переехав к Валере, Лиза подружилась с Соней, а когда родилась Вероника, Соня и вовсе превратилась в добровольную няньку. Валере не очень нравилась эта дружба – то ли казалось, что Соня плохо влияет на Лизу, то ли просто ревновал жену к подруге. Но неприязнь была сильная, как Лиза ни убеждала мужа, что Соня очень хорошая:
– Хорошая, – ворчал Валера. – Конечно, никто ее замуж не берет, вот и втирается в чужую семью.
И вот теперь, когда их с Лизой семья рухнула, Соня оказалась очень кстати – она тут же пригрела Веронику, присматривать за которой было совершенно некому: Валера выпал из реальности, тестя через неделю после похорон разбил инсульт, и теща, сама еле живая, все силы и время отдавала ему. В один из бесконечных мучительных дней Валера решил, что жить ему больше незачем. Он уже давно не выходил из дома, давно ничего не ел, да и нечего было. Водка тоже кончилась. Он скорчился на кровати, подвывая от боли, терпеть которую больше не было сил, и думал, как бы умереть. Резать вены он не хотел – не смог бы пилить себе руку тупым ножом. Таблеток никаких не было, чтобы отравиться. Да и потом – умереть хотелось мгновенно. Можно прыгнуть с моста в Москву-реку, но до моста еще дойти надо. Броситься под машину? Но пострадают другие люди, которые ни в чем не виноваты.