Нет рецепта для любви

Он не спал до утра – перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали картинки их с Соней «семейной» жизни. Она так любит Веронику, думал Валера. А Вероника Соню просто обожает! У него в ушах звучал Сонин голос, ласково напевающий: «Вероничка, маленькая птичка, птичка-невеличка!», и счастливый смех дочери. И ведь совсем о себе не думает: все для них с дочкой, лишней кофточки себе не купит, так и ходит в одной и той же черной юбке да серенькой блузке в цветочек. Всегда идеально причесана, никаких стоптанных тапок и заношенных халатов – милое домашнее платьице, которое сама и сшила. И когда только успевает? Только он утром встанет – уже завтрак готов, а вечером, во сколько бы ни пришел, ужин на столе. Никогда не пожалуется, не упрекнет – ее родители знать не знают, как живется их доченьке с мужем: все хорошо! Ну да, все просто прекрасно. Боже, какой стыд! Бедная, бедная Соня! Она ведь ни в чем не виновата!

Утром Валера, совершенно изведя себя, помчался к Соне, но его не пустили – она еще находилась в реанимации. Он прибежал вечером – отворил дверь палаты и вошел на подгибающихся ногах. Соня, бледная до синевы, лежала с закрытыми глазами – нос заострился, губы потрескались… Валера подошел поближе, присел на краешек кровати и взял ее за руку:

– Сонечка!

Рука была ледяная и… очень изящная, с длинными музыкальными пальцами. Валера удивился: почему он никогда не видел, какие у Сони красивые руки? Соня медленно повернула голову и открыла глаза, казавшиеся огромными на осунувшемся лице, и Валера опять изумился: как он мог не замечать таких прекрасных глаз? Серо-сизые, как крыло голубки, и ресницы такие длинные! Соня молча смотрела на Валеру, словно не узнавая, потом прошептала:

– Ты пришел…

– Сонечка! – воскликнул он. – Сонечка, прости меня! Прости, прости! Дорогая моя! Я так виноват перед тобой…

И Валера заплакал, уткнувшись в ее холодную ладонь. Две женщины, занимавшие соседние койки, переглянулись и вышли в коридор, а Соня погладила его по голове и тихо спросила:

– Что это с тобой? Все нормально, не волнуйся ты так. Через пару дней меня выпишут. А пока мама тебе поможет. Как Вероничка? Не сильно напугалась?

– Соня… – выдохнул он. – Сонечка…

Валера не знал, как, какими словами объяснить ей свое раскаяние и свою… любовь. Потому что в этот момент он любил Соню так, что больно было везде, не только в сердце. Но она и без слов, кажется, начала что-то понимать – Соня удивленно подняла брови и медленно заморгала, а ее бледная кожа вдруг порозовела, налилась светом, и скоро этого света стало так много, что сумрачная больничная палата стала казаться самым солнечным уголком в мире. Валера нырнул туда, в этот свет, и принялся целовать Соню: губы, щеки, лоб, нос, который теперь вовсе не казался ему уродливо длинным, а Соня все моргала, и ее ресницы щекотали ему кожу…

– Сонечка! Теперь все будет по-другому, клянусь! Ты… Ты сможешь меня простить?

Соня вглядывалась ему в глаза, веря и не веря – спрашивала взглядом: да? Это правда? Неужели ты полюбил меня?

– Да! – ответил Валера на ее немой вопрос. – Да!

И Соня заплакала.

– Не плачь, не плачь, дорогая моя, все будет хорошо, я тебе обещаю, – бормотал он, вытирая ее слезы. – Все будет хорошо.

Выписали Соню через неделю – Валера заказал такси, как Соня ни возражала, что прекрасно доедет на метро. А когда вошли в подъезд, он взглянул на крутую лестницу и поднял Соню на руки – та ахнула:

– Валер, ты с ума сошел! Поставь меня сейчас же! Что я, на второй этаж не поднимусь?

– Помолчи, – сказал он, пыхтя. – Мешаешь.

Когда вошли в квартиру, Соня радостно воскликнула:

– Ой, как же дома хорошо! Я словно год тут не была! Ты сходишь за Вероникой? А я пока смою с себя эту больницу. Что?

Валера шагнул к ней, обнял и поцеловал. Соня помедлила и ответила – сначала робко, а потом весьма пылко. Они довольно долго целовались в тесной прихожей, а потом просто стояли, обнявшись.

– Вот черт! – вздохнул Валера. – Тебе же, наверное, нельзя ничего такого? Шов-то уже зажил или нет?

– Шов? – переспросила Соня растерянно.

Она плохо соображала и смотрела на Валеру как на какое-то чудо. Выносить это было совершенно невозможно, поэтому он опять ее поцеловал.

– Так можно или нет? А? Как ты думаешь?

– Что можно?

– Ну, нам с тобой… это самое!

– Это самое? А!

До Сони наконец дошло, и она покраснела так, что слезы выступили на глазах:

– Я не знаю…

– Пожалуй, придется подождать немножко… Мы же потерпим, правда?

– Да…

Соня с таким усилием всматривалась в лицо Валеры, что даже дрожала:

– Ты что? Ты на самом деле? Ты, правда, хочешь со мной?..

– Я хочу тебя. Но подожду. А то мало ли.

– Боже мой, – горячечно забормотала Соня. – Боже мой, я думала, этого никогда не случится. Я же тебе совсем не нравлюсь…

– Нравишься. Ты мне нравишься, Сонечка!

Они целовались и говорили одновременно, пытаясь выплеснуть все, что наболело за эти годы:

– Ты говорил – я уродина.

– Идиот, потому и говорил. Забудь это все. Прости меня, дурака.

– Ты меня оттолкнул… Ну, тогда, помнишь? С таким отвращением… Я думала… А теперь ты говоришь…