– О, мамочка согласилась бы с вами. Она была в отчаянии и настояла на том, чтобы меня послали в пансион, где я приобрела бы приличные манеры… и подобающих друзей. Она не могла себе простить, что из-за ее болезни я прикована к Шенстону, а не готовлюсь к появлению в высшем свете. Но, поверьте, меня вполне устраивала жизнь деревенского сорванца, дружившего с детьми слуг. Я ловила рыбу и плавала в реке. Я гуляла по лесам, а зимой каталась на санках и коньках. И вертелась под ногами, мешая всем, в мастерских и конюшнях. Весной я по утрам отправлялась со слугами за еще мокрой от росы клубникой. У меня было счастливое детство, – со смехом признала она.
Джефри наслаждался быстрой сменой выражений на ее лице. Она была прелестна. Атласные волосы, вырвавшись из узла и лент, развевались вокруг головы в очаровательном беспорядке. Он поймал один локон и нежно убрал его за ее ушко.
– И потом вас послали в пансион для юных леди? – подсказал он.
– Да. Как вы легко можете себе представить, после всего этого пансион оказался несколько тесным, – ответила Роза, чуть задыхаясь от его внимания. – Хотя должна сказать, что получила там очень полезное образование. Вышивка, рисование акварелью, и все такое. Вы не поверите, какую картину я могу нарисовать без кисточки, всего одним перышком. И еще светская беседа. Очень нужный предмет. Но боюсь, милорд, я была мятежницей, как вы, вероятно, и подозреваете.
Джефри повел ее по дорожке к пруду с карпами. Во всяком случае, он никогда не подозревал, что может найти столько удовольствия в обществе такой юной девицы, или так увлечься ее образными описаниями жизни деревенского ребенка, или что ее чувства меняют оттенки этих изумительно выразительных глаз. И почему-то ему очень нравилось, что ее щеки то бледнеют, то очаровательно розовеют, когда она улыбается ему, иногда открыто и восторженно, а иногда застенчиво, как будто остро реагируя на него как на мужчину.
– Похоже, не очень приятное место, – сказал Джефри, ободряя ее.
Ему нравилась эта доверительная беседа, и он хотел продолжить удовольствие.
– Думаю, по-своему не лучше и не хуже, чем любое другое, – возразила Роза. – Я помню в основном запахи – тушеного мяса и гороховой каши, духов, меловой пыли. О, и звуки – пронзительно-визгливые, сплетничающие голоса.
– У вас поразительный дар. Я как будто вижу все своими глазами. Сомневаюсь, что вы, с вашей жизнерадостной натурой, хорошо вписались в школьную обстановку, милая Колючка.
– Я, милорд? Жизнерадостная? – снова возразила Роза, скорчив гримаску при воспоминании о себе в школьном возрасте. – Боюсь, я была застенчивой, серьезной девочкой с прямыми, непослушными волосами, когда в моде были кудри и локоны, и тратила все свои карманные деньги на неподобающие книги.
Джефри откинул голову и искренне расхохотался. Ему вдруг захотелось схватить ее в объятия, и закружить, и услышать ее визг.
И ему хотелось поцеловать ее. С нею он тоже чувствовал себя молодым. О да, он очень хотел поцеловать ее.
Откинув голову, он обнажил сильную шею, и у Розы захватило дыхание. Как она желала, чтобы лорд Уайз влюбился в нее, и чтобы эта помолвка закончилась свадьбой! Чтобы он смотрел на нее этими нежными карими глазами так, как отец смотрел на ее мать. Если это случится, ее жизнь наполнится долгим счастьем – с любовью, детьми, защищенностью. О, как же ей хотелось, чтобы он поцеловал ее!
Но он не поцеловал, хотя улыбнулся ей очень нежно и еще ближе притянул к себе.
– Идемте. Надо двигаться, чтобы не замерзнуть. Расскажите мне о вашей матери. Мне очень интересно.
Тепло его руки согревало Розу, достигая самого сердца. Если бы он никогда не отпускал ее! Если бы всю жизнь был так близко! Она боролась с желанием прижаться к нему, судорожно вспоминая, что бы еще рассказать ему, чтобы удержать рядом.
– Н-несмотря на то, что папочка называл ее красавицей, мама была простой, милой женщиной с бледным, худеньким лицом. Таким худеньким, что подбородок казался острым. Я всегда думала, что он продолжает видеть ее такой, какой она была до болезни. Вот как велика была его любовь.
Лучше всего я помню запах лаванды. Мама была очень женственной и одевалась, как юная девушка: рюши, воланы, пышные рукава и кружева, всегда пахнущие лавандой. Папа обожал ее и обращался с ней как с бесценной фарфоровой статуэткой. Они очень много времени проводили вместе. Болезнь уносила ее силы, и она легко уставала, так что все мои воспоминания – это обрывки разговоров и упреки за мое неподобающее поведение. Она была бы счастлива, если бы видела меня вчера, так элегантно одетую и с манерами настоящей леди.
– Ах да, бал. Чертовски скучный был вечер.
Розе показалось, что она получила пощечину. Сверкающий бал, ее роскошное платье, встреча с королем Вильгельмом – все упало ей под ноги, рассыпавшись стеклянными осколками. Ее сказочный вечер был для него скучным и утомительным? Она высвободила руку и, быстро отойдя, склонилась над прудом. Может, если притвориться, что ее очень интересуют карпы, он не заметит ее боли и разочарования.