Нет [СИ]

Я опять перевернулся на другой бок и внезапно ощутил прохладу. Лёгкое дуновение овеяло лицо, точно в моём личном сне; я изо всех сил постарался не упустить мимолётный морок, удержать его, притянуть. Прохлада сохранилась на лице и уже чуть остудила шею, грудь… Вообще не задумываясь о чём-либо, я медленно проваливался в сножизнь. Втискивал себя в неё — со злобой, вожделением и обидой, почти физически чувствуя сопротивление. Я напрочь позабыл, что на счету отрицательные показатели, что по определению не могу, не должен попасть в сножизнь, ведь это против всех её основ и законов!

Но я попал.

Пруд встретил меня тишиной и полумраком, что кутал деревья. Влажный стылый воздух рывком проник в раздувшиеся лёгкие, и я с силой выдохнул, запрокинув к несуществующему небо голову.

Да!!!

Я победитель! Я — бог выдуманного мира, и никто мне не указ! Нет теперь власти Ойкумены!! Нет!!!

Не нужна никакая психоактивность, чтобы творить! Эти глупые условности придуманы лишь для оправдания мироустройства, где одни заживо горят на заводах, в то время как вторые не делают ничего! Лживый слоёный мир, якобы устроенный без лжи и расслоения! «Каждому по навыку его» — как же!..

Теперь я могу войти в сножизнь когда захочу и выйти из неё по своему желанию! Как же я мечтал об этом!..

За переполнявшими меня чувствами я не сразу разглядел приближающийся сбоку силуэт. Нимфа, безголосая и послушная кудесница, почему-то появилась вдруг без моей воли. И шла ко мне как-то… странно. Она смотрела мне в лицо, словно пыталась расслышать, что я говорю, хоть я и молчал. Вглядывалась настолько пристально, что мне вдруг стало не по себе. Так обычно дети окраин, собравшиеся разомкнутым кружком, рассматривают случайно заползшего к ним тарантула — он им интересен, необычен, но опасен, и потому непременно будет растоптан.

С каждой секундой нимфа неуловимо менялась; в итоге я уже не был уверен — то ли миг назад она приняла облик израненной Психеи из патриотических роликов Ойкумены, то ли изначально такой была…

Защитница человеческого оплота протянула ко мне руки. Наши пальцы соприкоснулись раньше, чем я увидел оставляемые босыми ножками следы на траве.

Меня прошиб озноб. От отпечатков ступней во все стороны расползались трещины. Словно бы и трава, и земля, и туман с водою — всё было сделано из стекла! Из чёртового стекла, которое вот-вот разлетится вдребезги, на крупные острые осколки! Я дёрнулся инстинктивно, но рук высвободить не сумел.

Изнутри Психеи глядел кто-то невообразимо чуждый и в то же время будто бы всегда, всю жизнь присутствовавший в каждом уголке сножизни — моей ли, общей ли, неважно. Кто-то… многогранный. Словно бы её изумрудными глазами на меня взирала вся Ойкумена разом.

Прекрасное лицо со шрамом вдруг исказилось. Тёмные вьющиеся волосы пришли в движение, поднялись, ожили, быстро скручиваясь толстыми пучками, чтобы тут же обрасти чешуёй. Множество одинаковых лиц, что всякий житель Ойкумены видел на щите Психеи, теперь взирали на меня с кончиков её волос, которые в свою очередь венчались ими же, и так до бесконечности.

Трещины уже раскололи пруд, испещрили деревья и мутное небо над нами. Чем больше я сопротивлялся, тем быстрей рушился мой мир. Я закричал в ужасе, когда кожа на запястьях вдруг разошлась, и вверх по руке устремилась тончайшая ломаная кривая.

Лишь раз эхо метнулось обратно ко мне, отражённое несуществующим небом — мир неожиданно взорвался и рассыпался стекольным звоном.

* * *

Куб надзорного управления почему-то уже не отливал фиолетово-чёрным. Я еле нашёл его средь десятка близнецов, отличающихся лишь размерами.

— Позволите вашу личность?

Я вздрогнул, хоть вроде и был готов к мысленному уколу. Рада, та самая девица с косой под лопатки, почему-то поморщилась проверяя меня, но за собой пригласила.

Опять полумрак штольни и стол, а напротив — псивизор. Но уже другой, не тот парень, что восхитился моим успехом в создании личного сна.

— Вы хотели что-то нам рассказать? — вытирая пот с высокого лба, как бы между делом осведомился рыхлый лысеющий тюфяк. За его спиной замерла Рада.

— Я по поводу Кирьяна Томина.

— М-м-м… хорошо. Продолжайте…

Я выложил всё, что удалось разузнать об этом самом Кирьяне. По порядку, не спеша, детально. На всякий случай упомянул даже штрафы, на которые нарвался, увлёкшись его поисками. Сказать напрямую, что их было бы неплохо и возместить, смелости не хватило, но намекнуть — намекнул. Мне стоило огромных трудов сначала договорить и уж потом только раскашляться.

Повисла душная тишина. Тюфяк молчал. Словно бы ждал, что я продолжу, довершу начатый рассказ, когда успокою раздражённое непривычно долгим разговором горло. Но больше сказать мне было нечего.

— Что, по-вашему, гражданин, мы должны вычленить из ваших слов? — медленно, как бы раздумывая попутно ещё над чем-то, поинтересовался он.

— Как же… — я вдруг осип и больше не мог вымолвить ни слова. Оставалось только недоумевающе взирать то одного псивизора, то на другого.