Водитель сбавил газ. Зажегся желтый.
– Эх, – сказал водитель, останавливаясь у самой стоп-линии.
– Ничего, – сказал ректор. – Без нас не начнут.
Справа подъехал «Мерседес», двухдверная модель с мягким верхом. Опустилось стекло. Женская рука, немолодая, сухая, с дорогими кольцами, высунулась и протерла салфеткой зеркало.
Ректор всмотрелся и чуть не охнул: это была Анна Сергеевна, доцент кафедры биологии. Он ее знал, он сам начинал на этой кафедре. Тихая пожилая тетенька, всегда в вязаной кофте и мальчиковых туфлях.
Он опустил стекло и громко сказал:
– Здравствуйте!
Она повернулась к нему. Натужно улыбнулась, кивнула.
Дали зеленый. Она резко взяла с места и на перекрестке ушла вправо на стрелку. А ректор поехал дальше, обдумывая этот загадочный факт. К вечеру он вроде бы все понял.
В понедельник он с утра был в министерстве, в институт приехал к двум.
Секретарь передал ему заявление от Анны Сергеевны. Об уходе. По собственному желанию.
– Когда она это принесла? – спросил он.
– В десять пятнадцать, – сказал секретарь.
Ректор кашлянул, подписал и отдал листок секретарю:
– Возможно, у нас снизится успеваемость. Особенно по базовым дисциплинам, – мрачно сказал он.Года через три у входа в супермаркет он столкнулся с выцветшей старушкой. Она выходила наружу. У нее в руках была бутылка кефира.
– Здравствуйте, Виктор Иванович, – сказала она.
– О, Анна Сергеевна! – зло рассмеялся ректор. – Как живете? Где ваш кабриолет?
– Какой кабриолет? – растерянно спросила она. – Вы про что?
– Вы почему так резко уволились? – спросил он.
– Меня долго выживали, – вздохнула она. – Сил не осталось. Я думала, что вы меня вызовете, поговорите со мной. Вы же… Ты же с нашей кафедры, Витя!
– Н-да… – сказал ректор. – Но…
Она слабо улыбнулась и пошла прочь. Ректор смотрел ей вслед. Она завернула за угол. Он перевел дыхание, махнул рукой и вошел в магазин. Ему было почти стыдно.Анна Сергеевна прошла шагов пятьдесят со своим кефиром. Потом остановилась, достала мобильник.
– Гришенька, – сказала она. – Подъезжайте, я тут за углом, буквально рядом.
Ей тоже было неловко.В трех действиях мир приключений
– Я беременна, ты понимаешь? – сказала Настя. – А ты просто сволочь. Я это всегда знала.
– Если всегда знала, зачем жила со мной? – сказал Саша. – И зачем сейчас такие слова? Тем труднее будет помириться.
– Не собираюсь мириться с негодяем, который выгоняет беременную жену.
– Отлично. Не надейся, мелодрам не будет, – сказал Саша, красуясь. – Эта квартира остается тебе. Дом в Загорянке – тоже. Вечером придет нотариус, мы все оформим. Ребенка я готов признать и выплачивать определенную сумму… Оденься, кстати!
– Иди к черту! – Она вышла, хлопнув дверью.
Он остался сидеть в кресле. Вытянул ноги. Взял со столика стакан с минеральной водой. Послушал, как шепотом тенькают пузырьки. Отпил глоток. Нажал клавишу на пульте телевизора. Загорелся экран. Рыбки-птички. «Дискавери».
«Я не сволочь, – думал Саша. – Я просто эгоист.
Я имею право раз в жизни побыть эгоистом? Да, разумеется».
Он прикрыл глаза и стал думать, как обставит свою новую квартиру.
Настя стояла перед зеркалом в спальне. Взяла сумочку. Достала телефон. Нашла нужный номер. Нажала вызов. Потом раздумала, нажала отбой и снова спрятала в сумочку. Вытащила портмоне, проверила, всё ли на месте. Расстегнула и сбросила халат. Полюбовалась своей фигурой. Живот чуть-чуть начал круглиться. Она попробовала увидеть себя мужским взглядом. Получилось очень привлекательно, у нее даже дыхание перехватило.
«Он знает, что я беременна, я ему говорила два раза, – думала Настя. – Он сказал, что любит меня такую, какая я есть. Господи, помоги… А нет, и не надо. Торопиться не надо. У меня будет ребенок, это главное. Найду ему хорошего отца. И себе хорошего мужа. Все отлично. Дождемся нотариуса».
Натянула домашнее платье и пошла на кухню: проголодалась.