Нет такого слова

Потом была какая-то жизнь. Работа. Пустая квартира.

Потом полковник, одетый в штатское, ждал сотрудника на Пушкинской площади.

Платье жены шло через толпу мимо него.

Он сорвался с места и протиснулся ближе. Ошибки быть не могло.

Он был полковником КГБ. Показал этой женщине удостоверение. Объяснил, что ведется важное расследование. Она должна рассказать, откуда у нее эта вещь.

– Купила в комиссионном, – сказала она.

– В каком? Когда?

Она сморщила лоб, подумала и вспомнила.

– Если вы выбросили квитанцию, я вынужден буду вас задержать, – сказал он, уже ни о чем не думая.

– Кажется, где-то дома…

– Едем, – сказал полковник.

Квитанцию нашли. Он поехал в магазин. По номеру паспорта нашел сдатчика. Приехал к нему на черной «Волге». Это оказался трусливый пьющий старичок. Божился, что нашел платье вот прямо тут, в кустах, в газету завернутое.

Можно было подключить милицию. Раскрыть эту банду. Ну и что? Сколько они получат? Три года условно?

Невыносимо было представлять себе, что кто-то раздевает его мертвую жену. Сдирает с нее красивое новое платье. Видит ее измученное тело. Белые трусики и лифчик. Красную линию вскрытия.

Найти и сделать все самому? Он умел делать это за границей. Сумел бы и в Москве. Но их ведь много, много, много…

Полковник вышел на балкон. Дом смотрел на улицу. Внизу шли люди. Злобные, жадные, бесстыдные, жестокие твари. Крысы. Кроты, клопы-кровососы. Мразь.

– Почему люди не летают вверх? – подумал он, вцепившись в балконную решетку. – Вот потому и не летают…

Вернулся в комнату. На письменном столе стоял портрет жены.

Полковник выдвинул ящик, достал кусок фланели, бережно завернул портрет и спрятал его.

Он всегда так делал перед приходом Наташи. Девушка по соседству. Убирала, готовила обед на три дня. Гладила рубашки.

Остаток вечности девяносто шесть пудов

– Вам будет трудно продать такую дачу, – сказал районный архитектор.

– Мне? – засмеялся Кирилл Николаевич.

– Ну, наследникам вашим, – поправился тот.

– С ними все согласовано.

– Покажите бумагу, что они не возражают.

– Закон этого не требует, – твердо сказал Кирилл Николаевич.

– Да, вы правы, – вздохнул районный архитектор. – Но нужна еще виза СЭС.

Кирилл Николаевич готовил себе последнее пристанище под окнами собственной дачи – вот какая фантазия взбрела ему в голову после выхода на пенсию.

Ему не хотелось на кладбище. Там многолюдно и одиноко. Будто на шумной площади чужого южного города.

Лучше у себя, среди своих. Чтоб дети сажали анютины глазки. Чтоб в день его рождения, длинным летним вечером, на открытой террасе накрывали стол. Чтоб внуки и правнуки бегали вокруг и чтоб он сквозь толщу земли слышал их веселый топот.

И еще хотелось всем показать язык. Объяснить, что почем и кто зачем. Сын и невестка относились к его затее безупречно корректно, и это злило. Жена сначала плакала, потом привыкла и даже обсуждала с ним цвет гранита. Это злило тоже.

Визу СЭС давали, если могила будет не ближе четырех метров от забора. Значит, сначала надо найти правильное место. И вообще решить, что это будет: стела, статуя, обелиск? Русская могилка с оградой или надгробие европейского типа? Кирилл Николаевич рисовал эскизы, чертил и вымерял, присматривался к материалам. Он сильно поздоровел от беготни с рулеткой и колышками на свежем воздухе. Потом он стал готовить почву – в прямом смысле слова. Ибо земля там была тяжелая, глинистая, хоть горшки лепи. Он решил ее смешать с песком и черноземом. Чтоб легче копать, если дело случится зимой, и чтоб быстрее и суше истлеть.