Устроившись на верхней полке, я смотрю в окно и все не решаюсь спуститься вниз, хоть и отлежал уже все бока. Спуститься — значит принять участие в разговоре, который не прекращается сегодня в купе с самого утра, с того момента, как у нас появился четвертый пассажир — молодой красивый парень, милиционер. Едва устроившись и отогревшись, он поделился с попутчиками своей бедой — дружил с девушкой, и не просто дружил, а, можно сказать, считал ее в душе своей женой, и вдруг письмо: его любимая в тюрьме. Едет сейчас туда, к ней. Начальство отпустило на неделю. Суда еще не было. Поехал, потому что должен знать правду. Посадили ее за растрату. Она продавщицей работала. Растрата не так чтобы уж очень большая, но и не маленькая — около двух тысяч рублей. Вот тут и думай что хочешь… Как быть?..
— Сколько вам лет?
— Двадцать пятый.
— Двадцать четыре года! Вся жизнь впереди! Так неужели стоит из-за какой-то, извините за выражение, портить свое будущее?
С минуту в купе стоит тишина.
— Вы любите ее? — Это уже третий пассажир. Голос у него скрипучий, как колодезный журавель, и хриплый, очевидно, от давней простуды.
— Люблю.
— Вот и поступайте, как велит совесть. И никто вам ничего тут не присоветует, поверьте мне.
— Ерунда! Парень молодой, еще столько женщин встретит на своем пути! И к совести его взывать нечего — ей совесть позволила присваивать государственные деньги. Небось знала, чем все это пахнет. Две тысячи в один день не расходуют. Да и за месяц тоже. Выходит, все это давно началось, и она вас сознательно обманывала. Сама тратила деньги, а от вас скрывала.
— А может, вы знали? — скрипит простуженный, голос.
— Нет, честное слово, не знал.
— Остается выяснить только одно: с какой целью обманывала.
— Пишет, что скрывала от меня, потому что боялась потерять. Думала, брошу, если узнаю.
— Конечно! Что ей остается говорить!
— Вполне может быть, что ей стыдно было открыться, — замечает простуженный. — И отчего обязательно не верить человеку?
— Да верьте себе на здоровье! Блажен, кто верует. Шутка сказать — две тысячи! Предположим, что вы действительно ничего не знали и ни единым рублем не попользовались. Тогда куда же она девала деньги? Тряпки покупала? А может, с другими прогуляла?
— Не знаю.
— То-то и оно.
— Для того ведь и еду, чтобы все выяснить.
— Только для того, чтобы выяснить? — спрашивает простуженный.
— Ну, само собой, и помочь.
— Это каким же образом?
— Внесу деньги.
— Ого!
— Знакомые обещают одолжить.
— Дороговато обойдется вам это удовольствие!
— Деньги в жизни не главное, — скрипит простуженный. — Можно задать вам один вопрос?
— Пожалуйста, — поспешно отвечает милиционер.
— Почему хотите покрыть ее растрату? Только потому, что любите?
— Не только… Если она действовала не по своей воле…
— Вот именно! Я вас понимаю.
— Чего уж тут не понять! Хорошенькая история — блюститель общественного порядка собирается взять под защиту и спасти от заслуженного наказания расхитительницу общественного имущества. На месте вашего начальства я поставил бы против вашей фамилии крестик. Очень значительный крестик, дорогой товарищ! Такое благодушие, и по отношению к кому?! Может, вы боитесь, что другой такой не найдете? Да вы посмотрите на себя в зеркало! Бабы сами на шею вешаться будут.
— Вы циник.
— Ну что ж, если я циник, можем вообще прекратить этот разговор. По-моему, лучше быть циником, чем святошей. — Помолчав, тот же голос продолжает: — Выдумки все. Иллюзии. Знаете, дорогой товарищ, отчего распадаются семьи?
— Разные причины бывают.
— А главная? Не знаете? Так я вам скажу. У нас у всех слишком много этих иллюзий, не желаем мы понять той простой истины, что каждый рождается сам по себе и так же сам по себе умирает.
— Но живет-то не сам по себе.
— Вот тут-то оно и начинается. Не желаем мы согласиться со своим одиночеством: ищем себе друга или там подругу, которые якобы могут нас понять. Однако время проходит, и уже становится ясно, что никуда ты от своего одиночества не убежал. А что самое глупое — так это то, что и тут мы продолжаем питать иллюзию: это, дескать, была ошибка, но если сделать правильный выбор… Чушь! Чепуха! Человек живет и умирает в одиночку.
— А вы бы хотели, чтобы за вас умер кто-нибудь другой? — не без иронии спрашивает простуженный. — Может, вам, чтобы не чувствовать себя одиноким, нужна компания, когда будете покидать этот мир? — И после долгой паузы: — Поступайте по совести. Вот вам мой совет.
Стужа за окном лютая — мороз и ветер. На станции проводник бегом отправляется к термометру и, вернувшись, сообщает:
— Сорок восемь. Плюс ветер — восемнадцать метров в секунду.
Сорок восемь да восемнадцать — итого шестьдесят тесть. Каждый метр скорости ветра равен одному градусу мороза.
За окном давно уже не видно высоких могучих деревьев. Тайга сначала поредела, расступилась, а потом окончательно уступила место тундре — ни деревца, ни кустика.