Среди ночи поезд останавливается на конечной станции — Лабытнанги. Дальше ехать некуда. Вернее, дальше нет железной дороги. Упершись в левый берег Оби, колея кончается. А мне нужно на противоположный берег, в Салехард. Восемнадцать километров через Обь.
Вездеход напоминает танкетку — тупорылый, с широкими гусеницами, борта и кабина окованы металлом.
Осмотрев меня с головы до ног, водитель заметил:
— Холодно будет.
Будет! Мне уже достаточно холодно. Вся моя одежда — полуботинки, костюм и пальто. Я нарочно но взял с собой шубу, по опыту знал, что она тут мало поможет, а тащить в такую даль лишнюю тяжесть не хотелось.
Вездеход гудит и рычит, передвигаясь по устланному снегом льду Оби, а водитель пугает меня рассказами один другого страшней. По его словам выходит, что на Севере человеку расстаться с жизнью легче легкого, особенно если он в такой вот одежонке, как я.
— С Севером шутки плохи, тут и в шубе мороз не пощадит. Вот, не так давно, шел из Лабытнанги в Салехард пассажирский автобус. Как раз по этой самой дороге. И пожалуйста, испортилось что-то, прекратилась подача бензина. Водитель попытался исправить, но, конечно, в ту же минуту руки обморозил: в варежках-то не сделаешь ничего, а голые руки, да еще бензином облитые, в момент обжигает. (Упаси бог делать что-нибудь в такой мороз голыми руками, да если еще в бензине!) До Салехарда им километров пять оставалось. Что делать? Решили идти пешком. А тут, как на грех, пурга. Так ни один и не дошел до дому.
Я начинаю с тревогой прислушиваться к рычанию нашего мотора.
А холодно действительно ужасно. Я топаю ногами, жмусь, ежусь, но все это нисколько не помогает, мороз упрямо лезет под рубаху.
Водитель, не выключая мотора, тормозит и достает из кармана плоскую флягу.
— Спирт.
— Чистый?
— Да.
— Спасибо, но я не смогу…
— Разбавьте снегом. — Он прыгает вниз и протягивает мне снег на перчатке.
Напиток обжигает и сушит рот, нёбо, огнем разливается по всему телу. Мороз отступает, исчезает совершенно, словно вдруг наступила оттепель.
Наконец наш вездеход карабкается на крутой обский берег и с грохотом катит по спящим улицам деревянного городка. Горят фонари, окутанные густым, из сверкающих кристаллов, туманом.
В гостинице мест нет. Ни одной свободной койки. Нет даже раскладушки, которую можно было бы поставить в коридоре.
Выхожу на улицу. Город спит. Где-то лопнуло от мороза дерево. Звук такой громкий, что, кажется, весь город должен проснуться. Нет. Все тихо, спокойно. Я замечаю свет в чьем-то окне. Иду по скрипящему снегу к этому бодрствующему в ночи окну. Подымаюсь на крыльцо, потоптавшись и решившись наконец, стучу в дверь.
— Кто там?
— Свои. — Я знаю, это волшебное слово.
Дверь отворяется.
Небольшая жарко натопленная комнатушка. Только теперь я чувствую, до чего окоченел: зубы стучат, губы отказываются произносить членораздельные звуки, все тело колотит дрожь.
— Оставайтесь, ночуйте, — говорит хозяин, выслушав мой рассказ. — А утром найдете, кого вам нужно. Спирту бы вам сейчас глотнуть, — добавляет он, — да нету у меня. Ну ничего, чаю вскипячу, отогреетесь.
Он принимается стелить мне. Набросав на пол груду шкур, покрывает их свежей простыней.
— Ложитесь. Я вам принесу чаю погорячей. Так-то…
Утром я благодарю за ночлег и ухожу.
Хотя до окружного комитета партии пройти нужно метров триста, не больше, я не в силах преодолеть это расстояние: уже через минуту мороз заставляет заскочить в какой-то дом. В коридоре тепло. Только тут я вспоминаю, что не спросил ни имени, ни фамилии человека, который приютил меня на ночь. Но, может быть, и ни к чему мне знать его фамилию? Пусть он останется для меня просто жителем Салехарда. Просто человеком, что впустил и обогрел приезжего. Так я и запомню эту первую ночь за Полярным кругом: дверь, гостеприимно распахнувшуюся на мой стук, жарко натопленную комнату… Так и буду говорить: хорошие люди живут в этом городе!
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Однажды весной — какой далекой кажется теперь эта весна! — мы с приятелем скитались по лесистой Дзукии и ловили в речушках форель. Под вечер заходили в ближайшую деревню, стучали в избу, какая приглянется, и на вопрос хозяев отзывались: «Свои». Это слово обладает магической силой, перед ним открываются все двери.
Провести бы такой опыт: пройти в полночь по городу и, останавливаясь возле каждой квартиры, попроситься на ночлег. Интересно, сколько дверей откроется, чтобы впустить случайного гостя?
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Бывают дни, когда все происходящее становится похожим на сон. Я замечал, что особенно часто такое ощущение возникает в дороге. Сменяют друг друга города и селения, сотни и тысячи километров остаются позади, встречаешься с множеством самых разных людей и, едва успев познакомиться, уже расстаешься. Лица, строения, пейзажи — все смешивается, словно в калейдоскопе. Исчезают привычные понятия времени и пространства, и вдруг наступает момент, когда начинаешь воспринимать жизнь как нечто нереальное, напоминающее сновидение…