Читаем Нет в лесу страшнее зверя полностью

На вышитой скатерти уже стоял начищенный чугунок с гречневой кашей и лежали деревянные ложки. В остальном же все было вполне современное — и советский еще сервиз, и пластиковая масленка и хрустальная конфетница, полная печенья и разноцветного драже. От высоченной стопки блинов сладко тянуло молоком. Да и само молоко находилось здесь же, в кувшине. И через стекло было заметно, что треть его поверху загустела, превратившись в сливки, и имела такой же желтовато-нежный оттенок, что и огромный кусок масла в масленке.

Полина, прихватив самовар за ручки, аккуратно поставила его на середину стола, в самый центр вышитого бордовыми розами венка. Геннадий Викторович достал фотоаппарат и сделал несколько снимков с разных ракурсов, для одного из них даже привстав коленями на резной табурет.

— Чего это? Зачем? — округлила глаза хозяйка.

— Он же оператор, — пояснила Алла. — Все оценить может только через глазок видеокамеры. Иначе ему не вкусно.

— Ох, ты ж, — качнула головой Валентина Павловна. — Чудно как.

— Тут и почуднее меня народ имеется, — усмехнулся Геннадий Викторович и покосился на Сайганова.

Колдун, заложив руки за спину, разглядывал икону — склонил голову на одно плечо, словно пытался представить ее вверх ногами.

— Иностранец, что ли? — шепотом спросила хозяйка у Кушнера.

— Да что вы! Наш, отечественный. Биополе изучает, — крякнул тот. — Не обращайте внимания.

— А… — Валентина Павловна подошла к Сайганову и тоже склонила голову. Постояв пару секунд, спохватилась, кинулась к шкафу. — Все, хватит разговоров, ешьте давайте! — она положила на стол стопку разномастных тканевых салфеток с кружевной тесьмой по краям и выглянула в окно, отодвинув занавеску. — Ох, ты ж… опять козы капусту топчут! До чего ж глупые создания! Вы хозяйничайте туточки без меня! Как тебя, девка? — обратилась хозяйка к Полине.

— Поля…

— Вот, Поля, давай-ка ты за хозяйку побудешь! Кипяток лей, кашу накладывай. А я скорехонько. Накостыляю только прутиком некоторым… — хозяйка выскочила за дверь, по дороге вытащив из лежавших около печи поленьев длинную сухую ветку.

Гречневая каша вызвала всеобщий восторг. Даже Мара, до этого морщившая свой нос, не выдержала и, глядя на остальных, все-таки разбавила две ложки гречи молоком.

Полина щурилась от удовольствия, уминая блин, перед этим макнув его в миску домашней сметаны. Алла, задумчиво вздыхала и улыбалась чему-то своему, поглаживая узор на скатерти. Сайганов с помощью кухонного ножа полосовал блины и накручивал их на вилку словно итальянские спагетти. Кушнер пил крепкий чай, едва разбавив его кипятком, и по комнате плыл липовый дух, от которого было хорошо и спокойно.

Когда с крыльца дома послышались громкие шаги, никто даже не дернулся, настолько все были поглощены сытным завтраком и домашним уютом. Лишь когда из-под крышки вдруг выплеснулся бульон, и на плите зашипело, Полина вскочила и стала сдувать с краев кастрюли навар.

— Доброго здоровья!

Голос оказался до боли знакомым. Так и было — в избу, улыбаясь во весь рот, вошел ее недавний попутчик с татуировкой.

— Приятного аппетита!

Полина хмыкнула и убавила газ.

— Смотрю, новая хозяйка у нас здесь объявилась, — подмигнул он.

— Доброе утро, — поздоровался Кушнер. — А Валентина Павловна вышла по делам.

— Так я по ваши души, так сказать. Познакомиться поближе. Узнать, что вы за люди, чего от вас ждать.

— А почему мы должны вам что-то рассказывать? — не удержалась от колкости Полина. Уж больно парень был нахрапистый и наглый. Вошел, как к себе домой, — давайте, рассказывайте! А может, она не хочет, чтобы кто-то вообще знал, зачем она приехала.

Их взгляды пересеклись, и Полина, воспользовавшись тем, что была занята кипящей кастрюлей, отвернулась и прибавила газу.

— Хорошо, тогда будем общаться официально, — улыбка медленно сползла с его губ. — Местный участковый Николай Белов.

Полина ойкнула, когда из-под крышки вновь прыснуло и капля обожгла ей руку.

<p><emphasis><strong>15</strong></emphasis></p>

— Места у нас тут тихие, чужих почти не бывает, — сказал Николай, доставая планшет. — Рядом с Папино еще две деревни. Раньше больше было, конечно. Все входили в совхоз «Юбилейный», но потом…

— Известная история, — кивнул Кушнер, сыто привалившись к спинке стула.

— Вот ежели вам по историческим местам нужно было, то вы бы месяц тут точно мотались! До Великого Устюга столько всего интересного! Нюксеница, Тотьма, Устье… А Опоки? Это ж чудо какое-то! Скалы, похожие на пирог, представляете? Такой, слоеный, — пояснил участковый. — Там раньше лагерь был. Гулагский…

— А вот Чертова гора? Как она вам? Много там народу?

— А то! Круглый год ездят. Летом, конечно, по боле — вода в Сухоне вкусная, да и рыбой богата. А зимой снегу много насыпает, так лыжники приезжают, ну и охотники, куда ж без этого. Вы ведь на Чертовой горе как раз снимать хотите?

— Э… — Кушнер почесал густую бровь. — Хотелось, да.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза