Читаем Нет в лесу страшнее зверя полностью

— И все-таки деревни-то ветшают… — подал голос Костров. — Значит, все не так, как кажется. Вы вот тоже в Вологду перебрались.

— Хм, — поморщился Митрич. — Недалеко и убег. Жену схоронил, вот дети и позвали. Теперича тянет меня обратно — словно веревками прикрутило к Заемью-то…

Помирать точно сюда вернусь. Говорю же, чудное это место. Как есть, чудное…

— А Ненастьево? — спросила Полина, и они с Кушнером обменялись быстрыми взглядами.

— Что — Ненастьево?

— История есть у него какая-то? Мистическая? — режиссер положил на колени телефон, перед этим включив диктофон.

Полина почувствовала, как у нее задрожали руки и ноги. Она сжала кулаки, чуть накренившись вперед. Сайганов тоже подобрался, явно испытывая неподдельный интерес.

— Тут у нас каждый пень со своей историей! — пожал плечами Митрич. — Да только невеселые энти сказки. Ненастьево… Заросло там все, болотами покрылось.

— А Валентина Павловна сказала, что туда узкоколейка ведет, — не удержалась Полина. — Вот бы посмотреть на эту деревню…

— Ах эта Валентина Павловна! Бо-ло-ло, — по-доброму заметил водитель. — Ведет, конечно, да только, не пойму, чего там смотреть-то? Говорю же: все заброшено, разрушено. Супротив природы не попрешь… Интересно ей! Все рыжие такие любопытные, а? — рассмеялся он, глянув на Полину в зеркало. — Ну да ладно, расскажу я вам одну историю из прошлого. Слухайте!

Позади Полины скрипнуло сидение. Костров облокотился на спинку ее кресла, и она чуть сдвинулась, чтобы ему было лучше видно и слышно. Хотя, на что там было смотреть — на затылок Митрича?

— К нам одно время ездили специалисты разные. Которые НЛО изучают, разломы всякие. Ну время такое было. Помните — Кашпировский, Чумак… Банки с водой заряженной, гипноз по телевизору. Как с ума народ посходил! Журналист еще один был. Но тот конкретно про мистику спрашивал, легенды всякие собирал. А нашим-то только того и надо — садись, мил человек, бутылку ставь, сейчас мы тебя пугать будем! Веселый народ у нас, да… И ведь, надо же, журналист-то тоже рыжий был! — цыкнул Митрич. — А мистика, да, есть такая буква в этом слове. Я вот сколько лет тут живу, понятное дело, ничего эдакого не видел, но старожилы судачили, что есть в наших местах кое-что…

— Говори, Митрич, не томи! — Кушнер раскраснелся, глаза его просто сверкали от предвкушения.

— Ты, Лева, кого угодно разговоришь без стакана! — отпустив руль, Митрич потряс руками. — Короче, жил у нас в Ненастьево один помещик. Не, не так! Ненастьево принадлежало семье Пажинских. Жили-то они чуть дальше, поместье особняком стояло. Род их закончился в революцию, сами понимаете. Да роду-то этого было всего два человека — сам, значит, Пажинский, и мать его — вдовица Аглая. Баба она была лютая. Сейчас бы сказали, что у нее болезнь какая-то психическая — дюже жадная была, все под себя гребла, очень золото любила. А сыну своему ни воли, ни свободы не давала. Тому бы по миру помотаться при их зажиточности: отучиться, жениться, детей народить, а она ни в какую. Сиди, мол, при мне и на хозяйстве, значит. Торговали они лесом и зверем. А как мимо них тракт построили, то стали избы держать, чтобы ночевки для арестованных и сопровождающих устраивать. Народ разный на каторгу шел. Больше, конечно, тех было, кто пешком лапти в грязи терял. Но были и такие, кого в телеге с пожитками везли. И к таким конвойские, можно сказать, с уважением относились.

— Ой, ну сейчас то же самое, в принципе, — поддакнул Костров. — Посмотрите, как в тюрьмах живут некоторые — им даже еду из ресторанов привозят.

— Да-да, я слышала! — кивнула Алла. — Оказывается, в России так всегда было?

— Можно подумать, только в России, — пробурчал Сайганов.

— Ну вот… — продолжил Митрич. — Стали, значит, этапы через них гнать. А народ-то пропадать вдруг вздумал. И ведь понятно, что бежали… А вот куда здесь бежать, коли ты леса не знаешь? Прямиком в болота и попадешь.

— Так зачем же тогда? — нахмурился Кушнер.

— Вот и я думаю, зачем… Говорили, что без Пажинских тут не обошлось, что, мол, старуха, чтобы богатства-то свои множить, в жертву людей приносила.

— О господи… — перекрестилась Алла.

— А еще, что это лесной дух арестантов забирает, а болотная кикимора путает да к нему ведет… Потом, позже, судачили, что видели в том лесу…

— Дракона? — воскликнула Полина.

— Тю, артистка! Какие здесь драконы? Нет. Видели то ли тень, то ли призрак.

— Ох ты ж, — всплеснула руками Алла. — Призрак кого?

— Правильный вопрос, — поднял палец Митрич. — Вроде как женский…

— Пажинской что ли? А что с ней случилось, не пойму? — не отставала Алла.

— Исчезла старая помещица со всем своим богатством. В одну ночь. Была и… сгинула.

— А сын? — донеслось сзади. Мара поднялась и подалась вперед, и глаза ее были распахнуты и полны страха.

— Убили сына-то. Да тут такое началось! — Митрич выпрямился и стал похож на профессора, читающего лекцию. — Весь привычный порядок коту под хвост спустили. А что вы хотели — революция! Народ взбунтовался. Вот под Устюгом имение одно было. Так там крестьяне своего барина с семьей, а у него, между прочим, детей восемь душ было…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза