Дойдя до середины, колдун остановился. Полина видела его напряженную спину и с интересом наблюдала за тем, что он будет делать дальше. А дальше Сайганов вдруг вытянул руки в стороны ладонями вниз и замер.
— Что это с ним? — произнесла она шепотом.
— Договаривается с рекой… — ответила Мара, и Полина почувствовала в ее словах неприкрытый восторг и восхищение.
— Полина! — вдруг глухо позвал Сайганов.
Бросив быстрый взгляд на Мару, Полина направилась к нему. Скользнув ладонью по перилам, за десятилетия сглаженными множеством чужих рук, ощутила тепло и сухость. Сквозь щели в досках просвечивала зелень воды и клубящиеся на поверхности длинные стебли речной осоки.
— По-моему, все нормально. Крепкие мостки, — пожала она плечами. — Но все же будет лучше, если мы пройдем по очереди.
Андрей не ответил и зашагал вперед, даже не оглянувшись. Полина хмыкнула, обернулась и кивнула остальным. Мара и Алла, подхватив одну из оставленных Сайгановым сумок, подошли ближе. Вскоре все оказались на другом берегу. Впереди их ждало огромное заросшее поле, а прямо за ним заброшенная деревня.
Идти пришлось довольно долго, продираясь сквозь высокую траву под жарящими лучами дневного солнца. Воздух звенел, наполненный сладковатым ароматом чертополоха, хрустальными голосами трясогузок и малиновок, которые носились над полем, совершенно не обращая внимания на непрошенных гостей.
Никто не жаловался. Если кому-то хотелось отдышаться, то все останавливались на несколько минут, закрывали глаза и словно зависали вне времени и пространства. Обмениваясь молчаливыми взглядами, растерянно улыбались, обласканные маревом запахов и звуков.
— Мать моя женщина! — воскликнула Алла, когда они наконец подошли к первому со стороны поля дому.
Домишко оказался перекошен на правую сторону так, что крыша съехала почти до земли. Через не заколоченные мутные окошки, занавешенные, словно тюлем, серой паутиной, невозможно было ничего рассмотреть. Да и желания такого ни у кого из присутствующих не возникло.
— Как безыменная могила давно забытого жильца, лежат в пустыне молчаливой обломки старого дворца…[11] — продекламировала Алла, трагично заломив руки и закатив глаза.
— На обломки дворца не похоже, — отмахнулся Геннадий Викторович, — и на графские развалины тоже. Хотя королевам, Аллочка, драма очень даже к лицу.
Граница между полем и деревней уже практически исчезла. Травой заросла тропинка перед поваленным забором; одичавший малинник разросся, но продолжал плодоносить — ветки были унизаны мелкими бордовыми ягодами, оказавшимися на удивление сладкими и пахучими.
Вокруг Ненастьева непроходимой стеной возвышался лес.
Гуськом они обошли кривобокую изгородь, чтобы оказаться внутри деревни. Переть напролом никто даже не подумал.
Полина остановилась, разглядывая заросший крапивой колодец, затем подошла к старой яблоне, которая находилась чуть поодаль, у того самого места, где раньше была тропинка, ведущая в лес. На кривых ветках почти не осталось зелени, лишь несколько одиноких желтоватых листков трепетали от дуновения ветерка. Яблоня сейчас казалась совсем невысокой, и ветки ее были облеплены чем-то вроде сероватой ваты. Полина дотронулась до ствола рукой, внезапно ощутив прилив щемящей грусти…
— Шуша… — прошептала она.
— Полина, вы идете? Как думаете, где нам лучше кости бросить? — донесся до нее голос Кушнера.
— Мы останавливались в доме, который находится вон там! — Полина покрутила головой и махнула в противоположную сторону от того места, где они сейчас находились. — Но если все здесь такое запущенное, то я даже не знаю, Лев Яковлевич…
— Господь с вами, Полечка, мы же не жить здесь собираемся. Все очень натуралистично! Аж мурашки по рукам и ногам! Так что, думаю, начало положено — то, о чем вы говорили, вполне можно обыграть в таких декорациях.
— Что вы хотите этим сказать? — не поняла она.
Кушнер удивленно посмотрел на нее.
— Ну как же. Вы сказали, что встретили здесь нечто необъяснимое, так? Ну вот и давайте вспоминать, что это было. А затем мы расскажем вашу историю.
— Нет… — отшатнулась Полина и замотала головой. — Вы не так меня поняли. То есть, я не знаю, смогу ли вспомнить… Это уже не я. Еще не я…
— Не волнуйтесь, — посоветовал режиссер. — Выкладывайте вашу историю с самого начала. Мы внемлем каждому вашему слову!
— Лева, вот ты весь в этом! — ткнула его локтем Алла. — На девчонке лица нет, а ты, знай, одно — расскажи да покажи! Жуткое место, — передернуло ее. — Я вот чувствую, что не зря нас Валентина отговаривала. И Митрич этот…
— Мне тоже не по себе, — согласилась Мара. — Андрей, а ты… чувствуешь что-нибудь?
— Чувствую, — скривился Сайганов, а затем вздохнул: — чувствую, что очень хочу жрать.
Геннадий Викторович громко захохотал, а затем стал вытирать свободной рукой выступившие слезы. Второй рукой он крепко прижимал к себе камеру.