Нет времени для Тьмы

   Ты, чьих прозваний не счесть; ты, ведущая смертных к величью;
   Ты, что рогами увенчана; ты, чье потомство прекрасно, —
   Матерь богов, и людей, и Природы, Всеобщая Матерь!
   Ты на Олимпе гостишь и плывешь над бескрайнею бездной,
   Ты — и конец, и начало; единая, правишь ты всеми;
   Вечная, всё из тебя изошло и в тебе завершится.
   Узы великого Кроноса ты на висках своих носишь
   Нерасторжимой, нетленной повязкою; держишь в руках ты
   Скипетр златой, письменами такими по кругу обвитый
    (Кронос их сам начертал и вручил тебе, дабы носила
   И сохраняла порядок незыблемый в мире):
   «Всё укротившая, всеукрощенная, мужей смирившая,
   Сила, смирившая силу». И Хаосом тоже ты правишь,
   Арарахарара эфтисикере. Так славься, богиня, —
   Радость тебе и привет, — и внимай своим многим прозваньям!

С треском раздвинулись кусты и на поляну, к ногам обступивших алтарь людей, кубарем выкатился взъерошенный бородатый мужчина. Немногие узнали бы в этом полуголом, исцарапанном существе, с безумно поблескивающими глазами Эстебана Рамиреса. Вслед за ним, ломая ветки кустов, шагнули два невообразимых существа: в полтора раза выше любого из людей, с темной кожей и козлиными ногами. Из буйной кудрявой шевелюры выглядывали острые рога. Грубо заломив за спину руки Эстебану, они подвели его к закутанной в черное фигуре. В лунном свете блеснуло лезвие серпа.

   Ты, о ночная, подземная, темная, Аидонея,
   Тихая, страшная, ты, что пируешь во тьме на могилах,
   Ночь — ты, и Мрак — ты, и Хаос широкий; сама Неизбежность —
   Та, от кого не укрыться; ты — Мойра, Эриния, мука…

Серп в крепкой руке опускается и взметается вновь — уже окрасившись кровью. А из леса выходят все более пугающие существа: с козлиными ногами и рогами, в змеиной и рыбьей чешуе, с головами псов, ястребов, кайманов. По двое они тащат незадачливых леваков, поднося их под взметающийся и опускающийся серп, капающий алой влагой.

   Ты — Справедливость и Гибель; ты Кербера держишь в оковах;
   Иссиня-черная, ты чешуею змеиной покрыта,
   Поясом — змеи тебе, и власы твои змеями вьются;
   Ты — кровопийца, несущая смерть и родящая гибель,
   Ты пожираешь сердца и пируешь телами умерших до срока,
   Ты на могилах стенаешь и смертных ввергаешь в безумье, —
   К жертвам моим снизойди и сверши для меня это дело!

Очередной радикал с предсмертным хрипом корчится у ног жнеца смерти, а из леса уже скользят две женские фигуры — одна светловолосая, в потрепанном камуфляже, вторая смуглая, с множеством кос. Ингрид и Ники подходят к закончившей читать заклятие жрице и, встав на колени, по очереди целуют ей руку. Ниса небрежно треплет их по головам и девушки, скорчившись в полупоклоне, отступают, смешиваясь с вышедшими из леса чудищами. Козлоногие сатиры уже срывают с обеих одежды, увлекая в лес, вместе с остальными тварями. Сегодня обе эко-активистки станут ближе к природе, чем когда-либо — именно это и подтолкнуло их на путь предательства соратников.