Нет звёзд за терниями (СИ)

Больше уговаривать не пришлось. Жаль только, фляга опустела слишком быстро, хоть Гундольф и пытался не торопиться, растягивал, задерживал воду во рту.

— Спасибо тебе, — сказал он, возвращая ёмкость парнишке. — А что за Зелёный день?

Спросил и пожалел. Вдруг тут каждый про это знает, не хватало ещё подозрения вызвать.

— День месяца, когда никто не работает. И никого, понятно, не впускают, — ответил страж. — Ой!

И притворил окошко спешно. Видно, вернулся его товарищ.

Потянулись минуты ожидания, переросли в часы. Гундольф, чтобы не уснуть, пытался отвлекаться, думать о чём-то. О Грете не получалось.

Его любимая мечта — уютный, тёплый дом — согревала душу в холодные ночи. А тут, в этой раскалённой пустоши, никаких потрескивающих печей воображать не хотелось. Кроме того, мысли отчего-то упорно возвращались к Кори.

Она, конечно, совершила глупость, а затем ей ничего не оставалось, кроме как вернуться в город. Но машина сломалась на горе. Значит, эта дурёха отправилась своим ходом. Как она собиралась дойти от Вершины? Что-то он и не подумал об этом раньше.

Гундольфа подбросили ближе, и то добрался чуть живым. А эта девчонка, одолеет ли она такой путь?

Гундольф утешил себя тем, что Кори хорошо знает Запределье. Должно быть, ей известно, где в этих краях источники. Будет их держаться, и дойдёт без затруднений. Но что она станет делать после? Напарник отчего-то хотел её убрать. Может, Кори здесь в немилости? И ведь не спросишь местных о таком.

Он потёр виски в досаде, но это не помогло ни от головной боли, ни от назойливых мыслей. Было бы о ком тревожиться — о девчонке, от которой одни тревоги и по чьей вине он сейчас здесь, а не на пути домой!

Завтра Марта попытается открыть врата. Что она подумает, когда у неё не получится?..

Городские ворота приотворились со страшным скрежетом, и наружу вышли трое. Двоих Гундольфу уже довелось видеть, то были стражи, юный и пожилой. Третьей была, видать, та самая госпожа Первая, но точно и не скажешь. Лицо скрывала золотая маска, улыбающаяся краешком губ — Гундольф прежде видел такие в театре. Волосы и часть спины прятала накидка, затканная золотом. Подол зелёного платья доходил до земли, а длинные рукава оставляли на виду лишь кисти рук, холёные, украшенные перстнями. Тяжело трудиться их владелице уж точно не доводилось.

— Радуйся, госпожа Первая снизошла до тебя, — проворчал пожилой, брезгливо кривя губы. — Раздевайся!

— Чего? — не понял Гундольф.

— Рубаху, штаны, башмаки долой! — сердито ответил тот, взмахивая рукой, в которой зажимал флягу. — Показывай, что руки-ноги на месте, что болячек нет! Нам тут зараза и увечные не нужны!

С этими словами страж выкрутил пробку и поднёс флягу ко рту, чтобы сделать глоток. Лицо его приняло удивлённый вид. Он поднял посудину выше, затем отнял от губ, перевернул над землёй. Из горлышка не упало ни капли.

Гундольф поглядел на второго стража. Парнишка с удовольствием наблюдал за напарником, едва сдерживая улыбку.

Госпожа Первая стояла молча, не зная, что происходит за её спиной. Взгляд её сквозь прорези маски устремлён был на чужака.

Парнишка хрюкнул, не сдержался-таки, и старший товарищ гневно поглядел на него. Гундольф ощутил, что и сам сейчас улыбнётся, потому поспешил нагнуться, чтобы скрыть лицо и заодно снять ботинки, как было велено.

Затем пришлось крутиться, вертеться, даже зубы показывать. До того унизительно, что и не до смеха стало.

— Откуда ты? — спросила наконец женщина в маске. Голос был вязким и тягучим, как мёд.

— Да это… с запада, вот. У нас было маленькое поселение.

— Ведь ты уже не юн. Отчего не пришёл в Раздолье раньше?

— Да мать бросать не хотелось, — ответил Гундольф, опуская глаза. — А как её не стало, ну, свободен стал…

Он старался, чтобы голос звучал грустно. Для верности вспомнил собственную мать. Та мечтала всегда, сын обзаведётся семьёй, детишками, заживёт счастливо. Да не на болотах, как они с отцом.

Последнее сбылось, а остальное… Хорошо, что не дожила и не узнала, во что он встрял.

С грустью вышел даже перебор. И голос госпожи заметно смягчился, когда она ответила:

— Ты подходишь городу. Ты принят.

Глава 17. Флоренц. Встреча и выговор

Эрих глядел виновато, склонив голову.

— Напугал я тебя вчера, да, братишка? — произнёс он тоном, каким просят прощения.

И был он вполне обычным, не считая усталого вида и тёмных кругов под глазами. Ни следа безумия, одолевшего его вчера. Так что Флоренц успокоился немного и ответил:

— Ещё и как напугал! Эрих, что с тобой, ты болен чем-то?

Тот провёл рукой по лицу, вздохнул и сказал нерешительно:

— Что-то вроде того. Знаешь, когда пещеры обрушились и я понял, что вы погибли… словом, с тех пор я бываю не в себе. Мне очень жаль, Фло, что ты застал меня таким.

Яркий свет заливал комнату, и все страхи, все опасения вчерашней ночи измельчали, отодвинулись, словно тени. Полностью не исчезли, но казались теперь такими незначительными!